Но когда Джордж обогнул угол, из двери черного хода, прямо под колеса, выскочил Мистер Диллон.
— Берегись, берегись! — закричал Джордж, то ли мне, то ли собаке, то ли себе, теперь уже никто не узнает. Вспоминая все это, я всегда думаю о том, что история практически повторилась в тот день, когда он сбил старуху в Лассбурге. Настолько все одинаково, будто тогда прошла генеральная репетиция, с одной лишь, пусть и значительной, разницей. Я задавался вопросом, не досаждала ли ему в последние недели жизни мысль: «С собакой я разминулся, а женщину сбил»? Может, и нет, но у меня, окажись я на его месте, она бы не выходила из головы. «С собакой я разминулся, а женщину сбил. И как можно после этого верить в Бога, если должно быть все с точностью до наоборот?»
Джордж обеими ногами вдавил в пол педаль тормоза.
Ударил ребром левой ладони по клаксону. Меня бросило вперед. Но ремень безопасности удержал у спинки сиденья.
Такие же ремни были и на заднем сиденье, однако наш арестованный не удосужился ими воспользоваться. Не хотел прерывать скандирование. Вот и впечатался лицом в проволочную сетку, которую тряс. Я услышал, как что-то треснуло, такой звук раздается, когда сцепляешь пальцы, а потом вытягиваешь руки, ладонями вперед. Потом хрустнуло.
Треск я расценил как перелом одного из пальцев. А хруст — точно носа. Этот звук я тоже слышал, он всегда одинаковый, с таким ломаются куриные кости. Он приглушенно, удивленно вскрикнул. Кровь, горячая, как поверхность грелки, выплеснулась мне на плечо.
Мистера Диллона отделил от смерти фут, может, даже два дюйма, но он пробежал, не удостоив нас и взгляда, с прижатыми к голове ушами, гавкая и скуля, держа курс на гараж Б. Его тень бежала рядом с ним, четкая и черная.
— Бозе, я ранен! — загнусавил с заднего сиденья Брайан. — Я фесь в крофи! — и тут же начал орать о жестокости полиции.
Джордж открыл дверцу. Я какое-то мгновение сидел, наблюдая за Мистером Д, ожидая, что он остановится, приблизившись к гаражу Б. Не остановился. На полном ходу врезался головой в сдвижные ворота. Свалился на бок, вскрикнул. До этого дня я не знал, что собаки умеют кричать, но они умеют. Как мне показалось, вскрикнул не от боли, а от раздражения. По коже побежали мурашки. Д поднялся, завертелся на месте, словно погнался за своим хвостом. Дважды описал полный круг, тряхнул головой, словно прочищая мозги, и вновь врубился в сдвижные ворота.
— Ди, нет! — крикнул Хадди, появившийся в дверном проеме. За ним стояла Ширли, прикрывая ладонью глаза. — Прекрати, Ди, слышишь меня, немедленно прекрати!
Мистер Диллон не обратил на его крики ни малейшего внимания. Не думаю, что он отреагировал бы и на Орвиля Гарретта, окажись тот на месте Хадди, а Орвиля он почитал за своего главного хозяина. Вновь и вновь бросался на сдвижные ворота, лая, издавая крики раздражения при каждом новом ударе о ворота. После третьего на выкрашенном белой краской дереве появилось кровавое пятно.
Все это время мой давний «друг» Брайан непрерывно орал за моей спиной: «Помоги мне, Джейкобю, я истекаю крофью, как гребаная сфинъя. Где тфой гребаный напарник учился фодитъ машину, ф «Сирее» или гребаном «Роубаке»? Фыпустите меня отсюда, мне больно!»
Я его проигнорировал, вылез из кабины, чтобы спросить Джорджа, не кажется ли ему, что Д взбесился, но, прежде чем открыл рот, в нос ударил запах гниющих морских водорослей, тухлой капусты и чего-то еще, куда как более вонючего.
Мистер Д внезапно повернулся и затрусил направо, к углу сарая.
— Нет, Ди, нет! — во всю глотку проорала Ширли. Она увидела то же, что и я на секунду раньше: дверь в боковой стене, та самая, что открывалась поворотом ручки, а не электрическим моторчиком, как ворота, приоткрыта на несколько дюймов. Я понятия не имел, как такое могло быть: то ли кто-то, может, Арки, не захлопнул ее…
Это не я, я всегда закрываю дверь. Если б хоть раз забыл, наш прежний сержант сделал бы мне в заду новую дырку. Или Керт. Они хотели, чтобы дверь в гараж всегда была закрыта.
Относились к этому очень серьезно.
… то ли что-то открыло ее изнутри. Сила, исходящая из «бьюика», вот о чем я толкую. Что послужило причиной, никто так и не узнал. Но факт остается: дверь была открыта. Зазор между ней и дверным косяком служил источником ужасного запаха. К приоткрытой двери и направлялся Мистер Диллон..
Ширли сбежала со ступенек, Хадди за ней, оба кричали Мистеру Диллону, чтобы тот не совался в дверь.. Они пронеслись мимо нас. Джордж побежал за ними. Я — за Джорджем.
Два или три дня назад «бьюик» устроил очередное светопреставление. Я при этом не присутствовал, но кто-то рассказал мне, да и почти неделю температура в гараже Б держалась ниже нормы. Не намного, лишь на четыре или пять градусов. Все это о чем-то говорило, но не так уж явственно. Во всяком случае, не возникало желания подняться ночью и написать об этом матери. Поэтому увиденное в гараже и застигло нас врасплох. Мы такого никоим образом не ожидали.
Ширли переступила порог первой, зовя Мистера Диллона.., а потом просто начала кричать. Секундой позже закричал и Хадди, а Мистер Диллон и лаял, и рычал одновременно. Такие звуки собака издает, когда настигла зверя, но тот не подпускает ее к себе. А потом раздался крик Джорджа Моргана: «Боже мой! Господи Иисусе! Что это?»
Если мне и удалось втиснуться в гараж, то на чуть-чуть.
Ширли и Хадди стояли у самой двери, Джордж уткнулся в их спины. Втроем они заблокировали путь. От жуткого запаха слезились глаза и перехватывало горло, но я практически не обращал на него внимания.
Увидел, что багажник «бьюика» открыт. А за автомобилем, в дальнем углу, стоит тощее, в складках, желтое чудовище с головой, которая в общем-то и не голова, а переплетение розовых отростков, шевелящихся и извивающихся. А под ними — желтая сморщенная кожа. Ростом за семь футов, оно превосходило человека. Некоторые из розовых отростков ощупывали потолочную балку. Оно издавало какие-то звуки, похожие на те, когда ночной мотылек бьется о стекло, пытаясь добраться до светящейся в комнате лампы. Я до сих пор слышу эти звуки. Иногда во сне.
Среди массы шевелящихся, дергающихся отростков что-то открывалось и закрывалось. Что-то круглое и черное. Возможно, рот. Возможно, из него и доносились эти звуки.
Скорее — крики. Нижнюю часть тела я описать не мог.
Мозг словно не осознавал, что видели глаза. На чем стояло чудовище, ногами назвать нельзя, это точно, но я думаю, их было три, а не две. И каждая заканчивалась черными искривленными длинными когтями. Из которых росли жесткие волосы. Я думаю, это были волосы, и по ним прыгали какие-то насекомые вроде блох. С груди чудовища свисал подергивающийся серый хобот, покрытый блестящими черными кругами. Может, волдырями ожогов. А может, спаси Господи, то были глаза.
