– Вам предстоят три самых волнующих года вашей жизни. Лучшие Мастера и учителя будут учить вас великому тривиуму зеркальных наук: алхимии, алфизике и алгиметрии. Вы познаете мудрость великих мужей древности Метродора, Архимеда и самого Гермеса Трисмегиста, заложивших основы этих тайных учений. Соединяя эти знания с теми навыками, которыми вы уже владеете, вы сможете создавать поистине волшебные зеркала, которые преумножат славу Венеции и нашей Гильдии. Помните, вы не ремесленники: вы – будущие Мастера зеркал. Учитесь усердно, и да будет ваше усердие вознаграждено!
Вечером отец спросил, как прошел первый день учебы.
– Интересно, – ответил Бруно. – Особенно то, что сказал нам Ринальдо.
– И что ты думаешь об этом?
Бруно смутился. Ринальдо велел ни с кем не говорить о тайнах зеркальщиков за пределами Рифлессионе, даже с родителями. Поэтому он решил ответить так, чтобы никто, кроме отца, который, как и все Мастера, сам когда-то окончил Рифлессионе, услышав его ответ, не мог понять, о чем идет речь:
– Ничего прекраснее я раньше не слышал. Я буду очень стараться, и я стану лучшим мастером на Мурано. Вот увидишь!
– Что ж, поживем – увидим, – ответил отец. – Хвалиться все горазды.
Больше они о школе не говорили все три года учебы Бруно в Рифлессионе, до тех пор пока он не предстал перед Старшими мастерами Гильдии, среди которых был и Джерардо, чтобы показать им свою экзаменационную работу на звание Мастера.
Учился Бруно прилежно. Схватывал все на лету, впитывал, как губка. Ясная голова, золотые руки. Ни единой минуты, впустую потраченной на кутежи, карточные игры и женщин. Ни единой попойки с нерадивыми товарищами, которым так и суждено остаться подмастерьями. Перед ним открывался целый чудесный мир, и он чувствовал себя в нем так, словно иного и не могло быть, словно он родился именно для этого. Он поднимался по ступеням познания, и по мере того как одна за другой тайны герметических наук открывались ему, суть и история зеркальной магии становились для него все более ясными, как и перспектива всей его будущей жизни, посвященной служению этому великому искусству и, конечно же, Гильдии.
Манускрипты древних (точнее, их поздние латинские копии, которыми владели учителя Рифлессионе) открыли Бруно тайную историю зеркал. Оказывается, зеркальная магия существовала практически столько же, сколько люди умели делать зеркала. Причем изначально дело было даже не в зеркалах – дело было в отражениях. Маги всегда стремились создавать подобия или изображения предметов (тотемы, рисунки, куклы), воздействуя на которые можно воздействовать на сами предметы. А что может быть более точным изображением предмета, чем его отражение? Более того, Теория отражений, которую им преподавал сам Великий Камилло, учила, что поскольку в уме человека, в его памяти находится отражение мира, то сильный прирожденный медиум может работать с отражениями и без зеркала, прямо в своем воображении. При этом он может вообще не знать ничего о магии отражений. Ему просто будет казаться, что исполняются его желания или Бог слышит его молитвы. Однако при этом он тратит огромное количество собственной внутренней силы (наши современные оккультисты сказали бы, ментальной энергии) и поэтому физически чахнет, а если не остановится, то быстро умирает, обычно очень молодым. Использование зеркал открывает перед медиумами возможность работать с отражениями, затрачивая гораздо меньше собственной энергии. Даже при том, что металлические зеркала древности отражали намного хуже нынешних, стеклянных, эффект от их использования в магических практиках был весьма ощутим.
Поразительная история об Архимеде, который сжег римский флот, оказалась не выдумкой, а самой настоящей правдой. Еще бы, ведь Архимед был не просто великим математиком и инженером – он был зеркальным магом. Мало того, он основал и практически в одиночку создал всю алгиметрию, одну из главных частей зеркального тривиума. Эта смесь арифметики (в арабском переводе – «аль-джебры»), магии и геометрии позволяла точно вычислять эффекты зеркальной магии и строить на их основе магические артефакты, которые Архимед, считая себя больше инженером, чем магом, называл Зеркальными машинами. Конечно, он опирался при этом на труды ранних греческих геометров и мистиков, особенно Пифагора и его школы. Но было одно ключевое отличие, которое позволило Архимеду не проскочить ту развилку, где магия математики превращается в истинную математическую магию. В тайной рукописи утверждалось, что именно это открытие он совершил в тот самый момент, когда голый выскочил из знаменитой ванны и побежал по городу с криком «Эврика», что, как известно, по-гречески означает «Нашел!».
Официальное предание гласит, что однажды, наблюдая за уровнем воды в собственной ванне, Архимед открыл знаменитый закон физики, который гласит, что тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, каков вес вытесненной жидкости. Поэтому одни тела плавают, а другие тонут. Математическое следствие этого закона позволило Архимеду определить, что корона правившего тогда Сиракузами царя Гиерона сделана не из чистого золота, поскольку вес золота в объеме короны был иным. Математики, конечно, все с причудами, но стоило ли решение такой бытовой задачи такого возбуждения, которое выразилось в пробеге нагишом по родному городу? На самом деле в тот момент он нашел ключ к будущей алгиметрии. Ключ этот заключался в том факте, что в опытах с телами в воде результат зависел не от свойств среды (воды) и не от внешних наблюдаемых свойств предмета (его формы, объема), а только от его внутренних свойств, не поддающихся прямому наблюдению (удельного веса). Наука, начиная с Пифагора, стремилась к отысканию универсальных, или, как сейчас сказали бы, объективных истин. Один плюс один равно два, а сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы всегда и везде, кто бы ни проводил вычисления или измерения. Однако во всех магических практиках участвует важный переменный агент – сам маг! И подобно тому, как из двух на вид одинаковых брусков один тонет в воде, а другой всплывает, одни и те же заклинания у одного мага срабатывают, а у другого – нет или, того хуже, дают совершенно неожиданный эффект. Неожиданный для того, кто относится к магии как к физике, ожидая от нее объективных законов и повторяемых экспериментов. Архимед такой ошибки не сделал и потому в своем тайном трактате описал математические правила для работы с магическими отражениями, учитывающие силу и природу дара того мага, который эту работу проводит. Он и сам был незаурядным магом, специализировавшимся, выражаясь современным языком, на пирокинезе – он работал с солнечной стихией, стихией огня. Поэтому-то впоследствии, проведя необходимые алгиметрические вычисления, он и смог создать для себя зеркальную машину, при помощи которой многократно усилил свои способности, и, фокусируя энергию солнца, сжег римский флот. Корабли горели, как свечки, магическим белым огнем, что еще больше приводило в ужас римских моряков. Любой другой, проведя опыт с теми же зеркалами, не смог бы поджечь и бумажный кораблик. Объективная наука не умеет работать с такими уникальными и неповторимыми опытами. Архимед создал не просто трактат о зеркальной магии – он создал новый тип науки, который мы могли бы назвать «субъективной наукой».
