Казалось бы, зачем мастерам-зеркальщикам овладевать искусством магии? Мастер лишь делает инструменты, маг ими пользуется. Но дело в том, что изготовление магических зеркал – само по себе магическая практика. А магическая практика (помните открытие Архимеда!) приносит различные результаты в зависимости от того, кто ее применяет. Человек, начисто лишенный способностей зеркального медиума, может сделать разве что красивое зеркало для продажи скучающим вельможам. Магическое зеркало способен изготовить лишь зеркальщик, который сам является потенциальным зеркальным магом. Поэтому среди подмастерьев Гильдии было так мало людей со стороны и так много детей Мастеров. Способности к зеркальной магии, как правило, передаются по наследству. Впрочем, изредка встречались и дички-самородки. Таких Гильдия старалась находить в раннем возрасте и привлекать в ученики, чтобы они в будущем становились подмастерьями и основывали новые кланы мастеров. При этом вовсе не любой зеркальный маг или медиум мог стать после обучения Мастером зеркал. Нужна была определенная разновидность зеркального таланта, которую называли Профилем Мастера. Магические способности лучших зеркальных мастеров отличала, как правило, не сила воздействий, которую так ценили практикующие маги, а точность и тонкость манипуляций с отражениями. В магическом поединке по правилам Мерлина, где противники впрямую мерились силами и мастерством с использованием одинаковых зеркал, любой Мастер зеркал заведомо проиграл бы почти любому из магов-практиков. Однако в реальном поединке в запасе у Мастера всегда мог оказаться какой-нибудь хитрый зеркальный артефакт, который не только уравнивал силы, но давал ему решающий перевес. Поэтому задирать мастеров опасались, да и устав Гильдии это однозначно запрещал. Впрочем, среди мастеров встречались и уникальные маги, сочетавшие точность воздействий с природной силой незаурядных медиумов. Таков был Гвидо Спецциоли, что в свое время способствовало авторитету воскрешенной им алгиметрии. Самым сильным магом среди нынешнего поколения Мастеров был, бесспорно, Ринальдо, глава Рифлессионе. Немалыми магическими способностями обладал и Джерардо, который, впрочем, был крайне осторожен и практически никогда не использовал их на полную мощность. В своей мастерской он всегда работал с отражениями очень тонко, едва ощутимыми касаниями добиваясь необходимых внутренних изменений в структуре зеркал. От этого Бруно, который теперь мог наблюдать и за этой стороной работы отца, пребывал одновременно в восхищении и в унынии – казалось, ему никогда не достичь такого уровня. Тем усерднее он учился, тем больше тренировался и тем глубже вгрызался в зеркальную науку.
Когда Бруно поступил в Рифлессионе, преподавателем алфизики там был сам Великий Камилло. Выглядел он довольно невзрачно, говорил заикаясь и сам часто шутил на тему того, что среди непосвященных известен в первую очередь как профессор риторики. Он действительно мог по памяти декламировать поэмы и произносить часовые речи без единой запинки, если не считать запинок, связанных с заиканием. В своей академии в Венеции он учил всех желающих искусству памяти и его применению в риторике, которая в ту пору вновь обрела популярность среди итальянских гуманистов. В Рифлессионе он учил посвященных – будущих мастеров и магов – тому, как физическое пространство нашего мира связано с пространством отражений, как строить действенную модель мира, именуемую реминискорум, и как с ее помощью управлять отражениями в своем уме. Он рассказывал о Симониде и Метродоре – отцах Искусства памяти, о каббале и Раймунде Луллии, о логике универсума и символических конструкциях, которые мастер должен удерживать в фокусе внимания, оперируя силами и предметами в отражениях. В подземелье под Рифлессионе Джулио Камилло построил копию своего знаменитого Театра памяти, и там будущие мастера под его руководством, а потом и самостоятельно часами практиковались как в искусстве запоминания, так и в магических манипуляциях с отражениями.
Магов-практиков, претендующих лишь на статус Вольных мастеров, в отличие от зеркальщиков, Теории отражений в полном объеме не обучали. Для них алфизика сводилась к набору конкретных рецептов, позволяющих выполнять те или иные магические действия с отражениями. Для запоминания этих рецептов и последовательностей процедур предшественниками Камилло по Рифлессионе еще веком ранее была разработана простая, но действенная мнемоническая схема, основанная на использовании игральных карт, первоначально занесенных с Востока. Четыре масти соответствовали четырем алхимическим первоэлементам, числа и картинки – местам для запоминания. Однако работать с такой системой было сложно. Ей не хватало образности и экспрессии, которые столь ценили античные преподаватели искусства памяти во главе с великим Туллием. Поэтому некоторое время спустя к обычной колоде добавили еще столько же специальных карт, на которых были изображены яркие фигуры и символы для запоминания. Эти дополнительные карты размещали на Луллиевых каббалистических схемах и таким образом легко запоминали последовательности действий с отражениями в различных магических практиках. Теперь магам не нужно было держать все операции в голове – их можно было уверенно выполнять, глядя на разложенные наподобие пасьянсов расклады памятных карт. Особенно полюбилась ученикам-практикам одна Луллиева схема, именовавшаяся Деревом жизни, на котором помещалось ровно двадцать две такие карты. Остальные специальные карты со временем вышли из употребления, и к моменту начала нашей истории канонической считалась магическая колода с двадцатью двумя дополнительными картами, которые, по аналогии со Старшими мастерами, называли Старшими Арканами. Сама колода получила от впечатленных венецианских каббалистов прозвище TARO – анаграмма Торы, Священной книги и вместилища всей мудрости мира. Непосвященные, наблюдая за распространением странной колоды карт в оккультных кругах, решили, что карты Таро используют для гаданий, и сами начали активно выдумывать способы такого их применения. В среде же зеркальных магов настолько укоренилась привычка опираться на эти карты, что со временем они сами стали отождествлять себя с различными картами Таро. Это было удобно: масть соответствовала стихии, в работе с которой был наиболее силен маг, а ранг карты – уровню его силы и мастерства. Это также легко позволяло предсказывать исходы поединков – ну в чем можно сомневаться, если встречаются король и семерка? Старшие Арканы молва присваивала великим магам, отличившимся небывалыми победами или достижениями. Эта карточная иерархия была неофициальной, руководством Гильдии всячески порицалась, но искоренить ее никак не удавалось, и все о ней знали.
