Теперь Рози вся дрожала, ее глаза были прикованы к воде, пробегавшей мимо как черный трепещущий шелк. Ее горло горело как в огне, а глаза едва не выскакивали из орбит, и она уже не могла противиться тому, что вот прямо сейчас ляжет на живот, окунет голову в эту черноту и будет пить, как пьют лошади.
«Ты забудешь и Билла тоже, — шепнула Послушная-Разумная почти извиняющимся тоном. — Ты забудешь зеленые искорки в его глазах и маленький шрамик на мочке уха. Разве это не перевешивает того, что ты хочешь забыть?»
Больше не раздумывая (она боялась, что даже мысль о Билле не сможет спасти ее, если она станет мешкать), Рози ступила на первый камень, разведя руки в стороны для равновесия. Вода розмаринового цвета тонкими струйками стекала из сырого комка ее ночной рубашки, и она ощущала тот камень, что покоился в узле, как косточка в персике.
Стоя левой ногой на камне, а правой — на берегу, она собрала всю свою храбрость и шагнула правой ногой на второй камень. Пока все шло нормально. Она подняла левую ногу и хотела поставить ее на третий камень. На этот раз ей не удалось удержать равновесия, и она качнулась вправо, отчаянно взмахнув левой рукой, чтобы выровняться. Шум странной воды звенел у нее в ушах. Вероятно, вода была не так близка, как казалось, и мгновение спустя она ровно стояла на камнях посреди ручья, слушая гулкие удары собственного сердца.
Боясь поскользнуться, если будет качаться слишком долго, Рози ступила на последний камень, а потом на мертвую траву противоположного берега. Она сделала всего лишь три шага к роще голых деревьев, когда почувствовала, что ее жажда прошла как дурной сон. Казалось, здесь, в роще, какие-то великаны были похоронены заживо и умерли, пытаясь выбраться наружу. Деревья были костями их рук, лишенными плоти, бесплодно тянущимися в небо и свидетельствующими о совершенном злодействе. Мертвые ветви многократно пересекались на фоне неба, образуя странные геометрические фигуры. К роще вела тропинка. Охранял ее каменный мальчишка с огромным восставшим фаллосом. Его руки были простерты над головой, словно он приглашал всех полюбоваться своими гениталиями. Когда Рози проходила мимо него, его каменные глаза без зрачков сопровождали ее. Она не сомневалась в этом.
— Эй, бэби! — рявкнул каменный мальчишка. — Хочешь поваляться? Давай трахнемся с тобой как собачки!
Она попятилась от него, подняв руки, защищаясь от него, но каменный мальчишка снова стал камнем… если, конечно, он вообще оживал хотя бы на мгновение. Вода капала с его комично большого пениса. У тебя, каменного, никаких проблем с эрекцией, подумала Рози, глядя на лишенные зрачков глаза статуи и ее всезнающую улыбку. Норман позавидовал бы тебе.
Она торопливо прошла мимо статуи и направилась по тропинке в мертвую рощу, подавляя желание оглянуться через плечо и убедиться, что статуя не преследует ее. Рози не посмела оглянуться. Она боялась, что ее больное воображение может увидеть его, даже если его там нет.
Дождь превратился в робкую капель, и Рози неожиданно поняла, что больше не слышит ребенка. Возможно, тот заснул. Может быть, бык Эриний устал слушать этот плач и сожрал его, как соломенную шляпку. Как же она отыщет его, если он не плачет?
«Всему свое время», — шепнула Послушная-Разумная.
— Тебе легко говорить, — огрызнулась Рози.
Она пошла дальше, слушая, как вода капает с ветвей мертвых деревьев, и видела лица, выступающие на их коре. Совсем не так, как бывает, когда лежишь на спине и смотришь на облака, а воображение рисует образы. Рози видела настоящие лица. Лица, искаженные болью. В большинстве своем они казались ей женскими. Лица женщин, с которыми как следует поговорили по душам.
Пройдя немного, она свернула по изгибу тропинки и обнаружила, что тропу преграждает рухнувшее дерево, в которое ударила молния во время грозы. С одной стороны ствол у него расщепился и обуглился дочерна. Ветки с этой стороны ствола еще угрюмо тлели, как угли небрежно потушенного костра. Рози боялась перелезать через него; острия излома и зазубренные щепки торчали по всему расщепленному стволу.
Она начала обходить его справа, где лежали вырванные из земли корни. Она уже почти вернулась на тропинку, когда один из корней дерева вдруг дернулся, затрепетал и обвился вокруг ее ноги, как грязная серая змея.
— Эй, бэби! Хочешь трахнуться как собачка, ты, сука?
Голос исходил из потрескавшегося сухого логова в земле, где так недавно стояло дерево. Корень скользнул выше по ее ноге.
— Хочешь встать на все четыре, Рози? Неплохо звучит? А я встану у задней дверцы. Или, если не хочешь, пососи мой спидоносный…
— Пусти меня, — тихо, но решительно сказала Рози и оттолкнула свернутым комком своей ночной рубашки удерживающий ее корень. Тот ослабил хватку, а затем отпал. Она торопливо обогнула дерево и выбралась на тропинку. Корень схватил ее достаточно крепко и оставил красный след на ноге, но быстро исчез. Рози полагала, что ее должно было ужаснуть случившееся, — быть может, нечто желало, чтобы она испугалась. Если так, то это не сработало. Она решила, что происшедшее довольно слабый вариант комнаты ужасов для женщины, четырнадцать лет прожившей с Норманом Дэниэльсом.
Еще несколько минут, и она очутилась в конце тропинки. Та выходила на ровную, круглую лужайку, и на ней стояло то, что показалось ей единственным живым во всей этой мертвой пустыне. Это было самое красивое дерево, какое только Рози видела в жизни, и на несколько мгновений она затаила дыхание от восхищения. Она была аккуратной посетительницей воскресной школы там, в Обревилле, и теперь вспомнила историю Адама и Евы в саду Эдема. Подумала, что если на самом деле существовало Древо Добра и Зла в том саду, то оно должно походить на это.
Дерево было одето густой листвой ярко-зеленого цвета, а его ветви тяжело провисали от щедрого изобилия плодов. Паданцы окружали ствол дерева розмариновым ковром. Многие из этих паданцев были еще свежими и сочными. Должно быть, их сбило во время грозы. Даже те, что уже давно начали гнить, выглядели почти неправдоподобно привлекательными. Челюсти Рози свело от удовольствия при мысли, что можно подобрать один из плодов и впиться в него зубами. Она подумала, что вкус у плода будет терпким и сладким, похожим на стебель сорванного ранним утром ревеня или малину, снятую с куста за день до того, как она окончательно поспеет. Пока она смотрела на дерево, один из плодов (по мнению Рози, он походил на гранат не больше чем на яблоко) упал с перегруженной ветки, ударился о землю и раскрылся, обнажив розмариновые складки мякоти. В выступившем соке она увидела семена.
