Куза упорно пытался найти хоть какое-нибудь несоответствие в страхе Моласара перед крестом, но это никак ему не удавалось. И вновь профессором стали овладевать сомнения. Ему требовалось хорошенько подумать. И в то же время нельзя было отпускать Моласара — следовало попытаться как можно дольше удержать его здесь и заставить говорить еще!
— А кто они такие? Кто вас преследовал?
— Тебе говорит что-нибудь слово «глэкен»?
— Нет.
Моласар сделал шаг к старику.
— Совсем ничего?
— Я уверяю вас, что никогда раньше не слышал такого слова. — «Почему это для него так важно?» — задумался Куза.
— Тогда, возможно, их уже больше нет, — пробормотал Моласар скорее для себя, чем обращаясь к профессору.
— Пожалуйста, объясните мне, кто такой или что такое «глэкен»?
— Глэкены — это секта фанатиков, которые начали свою деятельность от имени церкви еще в средние века. Поначалу эти безумцы насильственно насаждали православие, но при этом подчинялись только папе римскому. Однако немного погодя они изобрели свою собственную религию. Им удавалось проникать повсюду, где была власть. Одну за другой они затягивали в свои сети целые королевские династии, желая привести весь мир к единой новой вере и заставить всех подчиняться только себе.
— Но этого не может быть! Я же специалист по европейской истории, особенно, по странам Восточной Европы; и никогда эта секта нигде не упоминалась!
Моласар придвинулся еще ближе к Кузе и оскалил зубы.
— Ты осмелился в моем же доме заподозрить меня во лжи? Несчастный! Да что тебе известно об истории! Что ты знал обо мне и о тех, кто подобен мне, пока я сам не предстал перед тобой? А много ли ты выяснил об истории этого замка? Ничего! Глэкены — это тайное братство. Ни одна королевская семья никогда даже не слышала о них! А если церковь в более поздние времена и знала об их существовании, то никогда открыто не признавала этого.
Куза отвернулся от Моласара — его смрадное дыхание с запахом крови вызывало у старика тошноту.
— А как же вы сами узнали об их существовании?
— Были времена, когда все, что затевалось вокруг, не могло остаться тайной для тех, кого вы теперь называете нежитью. И когда нам стали известны планы глэкенов, мы решили предпринять весьма активные ответные действия. — Моласар выпрямился, гордо расправив плечи. Видимо, ему было приятно вспоминать о прошедшем. — В течение нескольких веков мы успешно противостояли им. Нам было ясно, что конечная цель этой секты — покорить и уничтожить нас, поэтому мы всячески мешали им и срывали их планы. Мы лишали жизни всех, кто вольно или невольно попадал под их влияние.
Моласар возбужденно заходил по комнате.
— Поначалу глэкены тоже сомневались в том, что мы действительно существуем. Но как только они убедились в этом, так сразу же объявили нам беспощадную войну. Один за другим мои братья погибали, встречая самую настоящую смерть. И когда наш круг начал сужаться, я отстроил этот замок и решил схорониться в нем, чтобы пережить глэкенов с их безумными планами мирового господства. И похоже, что мне это удалось.
— Очень мудро, — согласился Куза. — Вы окружили себя фальшивыми крестами и впали как бы в зимнюю спячку. Но тем не менее я должен задать вам один вопрос, на который очень прошу мне ответить: почему все-таки вы боитесь креста?
— Я не склонен обсуждать это.
— Но вы должны рассказать мне! Ведь мессия… Был ли Иисус Христос…
— Нет! — Моласар покачнулся и тяжело прислонился к стене, сильно закашлявшись.
— Что с вами?
Глаза Моласара вспыхнули яростью.
— Если бы ты не был моим соотечественником, я бы уже вырвал тебе язык!
«Неужели одно упоминание имени Христа вызывает в нем ужас?» — изумился профессор. — Но я не мог даже предположить…
— Никогда не повторяй больше этого! Если тебе дорога моя помощь, которую я могу оказать, то никогда больше не произноси этого имени!
— Но это же просто слово.
— НИКОГДА! — Моласар с трудом заставлял себя сохранять видимое спокойствие. — Я тебя предупредил. Никогда больше — иначе твой труп будет брошен рядом с немецкими!
Куза почувствовал, что голова у него пошла кругом. Надо было срочно что-то предпринимать.
— А что вы скажете об этих словах: «Иитгадал вейиткадеш шемеи раба беальма дивера чиреутен, вейамлих»?..
— Это еще что за тарабарщина? — нахмурился Моласар. — Какое-нибудь заклинание? Или молитва? Может, ты хочешь избавиться от меня? — Он начал угрожающе приближаться к профессору. — Уж не встал ли ты на сторону немцев?
— Нет! — еле вымолвил Куза, и голос его осекся. В голове застучала кровь. Он с силой сжал ручки кресла поледеневшими пальцами. Ему казалось, что комната переворачивается и пол перед ним встает дыбом. Жуткий страх охватил старика. Это порождение тьмы содрогалось при виде креста и теряло самообладание при одном упоминании имени Иисуса, а древние иудейские молитвы на иврите оказались для него лишь пустым набором звуков! Это было непостижимо. Но, к его ужасу, именно так.
Теперь Моласар заговорил более спокойно, не обращая внимания на вихрь чувств, обуревающих его собеседника. Куза напряженно пытался не пропустить ничего из сказанного. Все, что говорил сейчас хозяин замка могло быть исключительно важным и для Магды, и для него самого.
— Мои силы уже понемногу восстанавливаются. Я чувствую, как новая энергия вливается в меня. Очень скоро — я думаю, самое большее, через пару дней — я смогу разделаться со всеми инородцами в этом замке.
Куза старательно пытался вникнуть в смысл его слов: силы… пару дней… разделаться… Но как он ни напрягался, другие слова ясно звучали в голове профессора: «Иитгадал вейиткадеш шемеи…» Бесполезность этой древней молитвы по усопшим не давала ему покоя.
А потом раздались громкие шаги: сапоги застучали у входа в башню, затем кто-то побежал вверх по лестнице, а со двора послышались голоса — испуганные и сердитые. Лампочка в комнате мигнула и немного притухла, и это значило, что во всем замке сразу зажегся свет.
Моласар довольно усмехнулся, обнажая желтоватые острые зубы.
— Похоже, они обнаружили двух своих соратников.
— И очень скоро придут сюда и обвинят меня в этом, — заметил Куза. Беспокойство за свою жизнь наконец вывело его из оцепенения.
— Ты ведь не глупец, калека, — сказал Моласар и, подойдя к стене, привычным жестом толкнул нужный камень. Тот легко отошел в сторону, отворяя дорогу. — Вот и воспользуйся своим умом.
Куза молча наблюдал, как Моласар растворился в темноте открывшегося прохода, жалея про себя, что сам не может точно так же покинуть комнату до прихода немцев. Как только каменная глыба вновь заняла свое место, он подкатил кресло к столу и, раскрыв пресловутый «Аль Азиф», притворно углубился в чтение. Руки его дрожали. Он весь превратился в ожидание.
