Я закрыл глаза, пряча под веками слезы. Я никогда еще не испытывал такого отчаяния. Оно было вне пространства и времени, вне реальности; оно прорываю завесу, отделяющую землю от небес. Я мысленно кричал... нет, я молился, взывая к Арминию, Аркадию, ко всем минувшим и будущим поколениям:
"Помогите!"
То ли предки услышали меня, то ли молитва привела мне на помощь мою же душу, – этого я не знаю. Но произошло алхимическое действо: подобно превращению груды хлама в благородное золото, мое отчаяние трансмутировалось в закаленную сталь безгранично сильной воли. Физически я был крайне слаб, каждый вдох отзывался во мне острой болью, а в легких ощущалась влажная тяжесть. Возможно, они были ушиблены или даже пробиты осколками костей. Если мне и удастся беспрепятственно выбраться из замка, я свалюсь где-нибудь по дороге.
Но как ни странно, у меня хватило сил поднять с пола тело Яна и кое-как встать на ноги. Мертвый малыш оказался тяжелее, чем был при жизни.
Влад сохранял облик Аркадия и говорил его голосом, но теперь я видел за внешним фасадом уродливое чудовище.
– Брам, – льстиво продолжал он, – отдай мне малыша.
Не отвечая ему, я заковылял к выходу, пройдя всего в паре шагов от вампирши Дуни (она не осмелилась ни преградить мне путь, ни встретиться глазами с хозяином). Я выбрался в "тронный зал". Влад двигался следом, продолжая свои елейные речи:
– Мне нравится твое упрямство, Брам. Но ты очень устал и ослаб. Твои страдания никому не нужны. Освободись от тяжелой ноши...
Сила воли и решимость – только они управляли моими ногами. Я прошел мимо орудий пыток, мимо трона и наконец выбрался в узкий коридор, ведущий к лестнице. Я брел, опираясь о стену. Кол, торчавший из тельца Яна, царапал камень, оставляя светящийся след.
Пока я шел, боль и головокружение заметно усилились, однако я не мог позволить себе роскошь растянуться на полу и погрузиться в забытье. Я чувствовал: если только остановлюсь, то уже никогда не выберусь из замка. Выйдя на лестницу, я вдруг увидел Аркадия. Он стоял на площадке и протягивал ко мне руки.
"Абрахам, сын мой, ты так устал. Отдай мне твою ношу..."
У меня мелькнул проблеск надежды: вдруг Аркадий каким-то образом выжил и теперь явился мне на помощь? Увы! Моргнув, я сразу же понял, что это – очередная иллюзия, созданная Владом Я вновь стал молиться Арминию и предкам. Как и в первый раз, ответом был прилив сил.
Морщась от боли, я переложил тело сына в левую руку, а правой поднял над головой распятие. Боль и стремление выбраться из замка полностью заслонили страх. Я не остановился перед противником, а продолжал идти, готовый, если понадобится, коснуться распятием его тела.
Я действительно намеревался испробовать силу креста, прикоснувшись им к вампиру. Нас разделяло не более фута. Я уже ощущал его зловонное дыхание. И вдруг Влад отступил.
Я пошел дальше, с каждым шагом слабея телом, но становясь все решительнее. Впереди уже сиял прямоугольник света (дверь я предусмотрительно оставил открытой). Мне оставалось сделать всего несколько шагов. Торжествуя, я из последних сил устремился к двери, радуясь живым лучам солнца.
Внезапный порыв ветра захлопнул тяжелую створку, и железный засов с лязгом вошел в паз.
– Положи свою ношу, Абрахам, – мягко, но требовательно произнес Влад. – Смирись с неизбежным и отдохни.
Вычерпывая из себя остатки сил, я добрел до двери и, не выпуская Яна из рук, припал лбом к холодному дереву. Я пытался переложить крест в левую руку, чтобы правой отодвинуть засов, и не мог. Колени подгибались. Я ловил ртом воздух, одновременно морщась от боли.
На костлявом лице Влада играла кривая ухмылка. Маскарад ему больше не требовался – я и так был выжат до предела. Я попытался поднять руку с крестом, но мои руки окаменели. Одна мысль согревала меня надеждой: возможно, я умираю, и если это так, то моя смерть уничтожит Влада.
Колосажатель был прав: я жаждал тишины и покоя. Как сладостно разом отринуть все: чувства, радость, боль, любовь, ненависть. Прекратить всякое сопротивление... Достаточно лишь закрыть глаза и покориться пустоте.
Так я и сделал. Но в наступившей тьме вспыхнул свет. Ко мне кто-то приближался. Это был Арминий. Его волосы и борода сияли. Облик старика ничуть не изменился, однако я впервые заметил, до чего же он похож на Аркадия – бессмертного, но вызволенного из ада.
"Поднимайся, Абрахам. Встань и спаси сына. Спаси всех нас".
Сама мысль о движении заставила меня вздохнуть, что мгновенно отозвалось резкой болью во всем теле. Я открыл глаза и сразу же увидел тело сына. Влад стоял совсем рядом, готовясь вырвать у меня малыша.
Я ухватился за рукоятку задвижки, встал, потом рывком отодвинул ее и наконец широко распахнул дверь.
Внутрь хлынули яркие солнечные лучи, напоив меня теплом и осветив мрачный вестибюль древнего замка и застывшего как изваяние Влада.
Он негромко вскрикнул и отступил. Воспользовавшись его замешательством, я захлопнул дверь и запечатал ее куском священной облатки, затем подхватил тело сына и, шатаясь, двинулся прочь от мрачного замка в сияющий красками жизни мир.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
Не знаю, каким чудом я сумел вместе с телом Яна вскарабкаться на лошадь и проделать мучительно долгий путь до жилища Арминия, не потеряв по дороге сознания и не свалившись на обледенелую землю. Знаю только, что под конец путешествия я находился на грани между жизнью и смертью и, если бы не необходимость завершить печальный ритуал, чтобы освободить душу сына, я бы перешел эту грань.
Когда я въехал в укромную долину, где стоял дом Арминия, день успел погаснуть. Я слез с лошади и положил тело малыша на мягкое ложе из опавшей хвои. Под оранжево-красными лучами заходящего солнца я завершил ритуал освобождения. Сил на погребение сына у меня уже не было, и я решил попросить Арминия мне помочь.
Меня встретил пустой дом и холодные угли очагов. Но несмотря на очевидную безнадежность, я все продолжал громко звать Арминия. Затем, окончательно отчаявшись, стал призывать Архангела. Единственным ответом было эхо, повторявшее мой хриплый, исступленный голос.
Я понял, что погребение придется отложить до утра. Последние капли сил я потратил на то, чтобы разжечь очаг, возле которого свалился и заснул. Утром я набрал дров из поленницы, сложил костер и предал огню останки моего малыша. Я смотрел, как вместе с темным дымом к небесам устремляется чистая душа Яна.
* * *
Эти строки я пишу, сидя возле очага. Я должен запечатлеть на бумаге каждую мелочь, поскольку уверен, что в будущем эти записи мне очень пригодятся.
