— Кора, боги накажут тебя. И меня накажут. Ты получила, что хотела, чего же ещё?
— Глупая девчонка разлила зелье в воду. Дай мне ещё, Берита. На старости лет я хочу пожить богато и спокойно, в уважаемой семье Меру и Онны.
— Спокойно? — Берита смотрела в свежий огонь и говорила с ним, а не с Корой, — не будет нам покоя. Что-то идёт к концу. Наверно, мы слишком долго жили в скорлупе, как в яйце. Наверно, наступают больные времена.
— О чём ты, Берита? Дай мне немножко зелья, и я пойду себе. А к Мененесу, да будут тёплыми для него дожди, не пойду, шутила я. Мы ведь с тобой подруги. Должны помогать.
— Да… О чём я. Сама не пойму, о чём, Кора. Но в голову приходят чужие сны чужих людей и мысли, которые не мне думать…
Она расправила на полу подол широкой юбки и, перебирая его в пальцах, снова посмотрела на Кору. По широкому лицу Бериты перебегали блики огня. Но под их мельканием лицо старухи было спокойным.
— Я не дам тебе зелья, Кора. В семье Онны творятся странные дела. Белая жена мастера Акута вошла в тёмную воду, спасла сына Меру и не ушла, вернулась к людям. Теперь мальчик станет ей маленьким братом, их дыхание будет общим. Зачем, Кора? Кто так решил? Боги?
— Не дашь? — пальцы Коры замерли среди бусин. Она опустила руки и начала медленно:
— Тогда вождь…
— Да что ты мне тычешь? Вождь, вождь, да будет еда его всегда свежей и не убывает… Ты хоть слышишь меня? Нельзя теперь делать не по сердцу. Близятся сроки!
— Да? — Кора вскочила, дернув низку. Заскакали по полу чёрные и красные бусины-семена.
— Я всю жизнь!.. Детей! А муж мне и слова ласкового… Гни спину, Кора, вытирай носы, вот и прошла твоя жизнь. Я хочу!..
Берита посмотрела на худую фигуру, воздетые к потолку руки. Вздохнула.
— Глухая ты, соседка, как есть глухая. И дура.
Поймала мысль, проскочившую в голове искрой. И стала говорить медленно, нащупывая и додумывая на ходу:
— Нету зелья, Кора. Теперь до следующего года, пока не созреют травы. А хочешь, вместо зелья я тебе отдам Вещь? Сама выберешь…
— Ты! — крикнула Кора и смолкла. Опустила руки. Стала смотреть на тяжело поднявшуюся с пола Бериту.
— Совсем нету?
— Совсем, соседка. Уж извини.
— А… про Вещь… Ты правду сказала?
— Конечно. Мы же соседки, должны помогать. Помнишь?
— Ну…
Глаза ее прищурились, и она уперла руки в бока.
— А где твой нож, Берита?
— Кора! Мозги у тебя с мышиный горошек! Ты что, думаешь, я тебя около сундука зарежу?
Берита рассмеялась, чувствуя, как закололо у неё сердце от воспоминания о глухом стуке, с каким свалилась в сундук отрубленная голова Владыки. Ей самой бы отвара черностебля попить. Но ведь от этого он не помогает.
Кора молчала упрямо. Сделала было шажок к дверям, но тут же вернулась обратно, кося на выход глазом. Берита задрала подол широкой юбки. Тронула на тельном поясе ножны с полукруглым Еэру.
— Вот, видишь? Нож у меня, он закрыт одеждами его и моими. А я отойду в дальний угол. Даже на порог отойду. Сама откроешь сундук и выберешь себе Вещь.
— Какую захочу?
— Д-да…
— Я хочу две!
Кора сверкнула глазами, в тишине слышалось её тяжелое частое дыхание. Сердце Бериты ворочалось в груди, будто разрывая там что-то.
— Хорошо, глупая старая мышь. Ты получишь две Вещи. Но если будешь ещё выпрашивать, я тебя, и правда, зарежу.
— Ты. Ты не сможешь! Мы ведь с детства росли вместе, а, Берита?
— Кора! Ты хуже репья. Иди к сундуку, я уже сняла заклинание. И прячу нож, видишь?
— Да…
Берита пошла к выходу вдоль противоположной стены, смотря, как Кора отходит, всё так же с опаской поглядывая на неё, вглубь дома. Огонь кидался в круглом домике очага и, ничем не прикрытый сверху, бросал на стены и потолок колеблющиеся отсветы, тёплые и яркие. Было видно, как разгребала Кора хлам, отбрасывая его на пол, но свет спутывал движения, и Берита, стоявшая, держась за толстую жердь с кожаными дверными петлями, пропустила главное. Услышала, как соседка ахнула. Сердце Бериты остановилось. Но огонь мелькнул, и она увидела просто согнутую спину, перекошенную, чтоб не мешать свету попадать на её руки.
Берита перевела дыхание. Кора не увидела мертвого Владыку. Значит, его там нет. Подойти бы посмотреть, но старая репьиха закричит, пугаясь. Пусть роется. Жаль, конечно, каждую из Вещей, но, если время потекло рекой, стоит ли оставаться на берегу? Если плыть вместе со временем, можно выплыть к новым временам…
— Это. И — эту. Да?
— Что хочешь, соседка.
Кора звякнула чем-то, метнулась к стене, прижимая к груди добычу.
— Стой там. Я закрою сундук.
— Нет! Я пойду.
— Ну как хочешь. Но мне надо сказать тебе…
— О Вещах? Ты не одна в деревне, старая Берита, я знаю, как их хранить.
— Я знаю, что знаешь. Но уж больно мелкий у тебя ум. Стой там, слушай.
И, глядя на прижавшуюся к стене тощую старуху, Берита заговорила:
— Вещи, что были схоронены, ждут хозяев. Мы берём их только на время.
— Я знаю, Берита.
— Молчи! Они должны уйти от нас такими же, как пришли. Смотри, трогай, храни. Но не испорти Вещь, которая не твоя. И — никому не показывай! У каждого человека могут быть тайные Вещи, но они должны быть — тайными.
— Да, да…
— И ещё. Я знаю, у тебя уже есть одна тайная Вещь.
— Мы же вместе с тобой!
— Теперь у тебя их три. И ни одной из странного схрона — у Мененеса. Поняла?
— Что?
— Не болтай. А то вождь обвинит тебя в том, что ты молчала о схроне. Не меня. Тебя.
— А-а…
— Иди уже. Я закрою сундук.
И они снова стали двигаться вдоль стен. Берита просто шла, а Кора отступала, чтоб между ними всё время был огонь. Когда Берита подошла к раскрытой крышке, упёршейся в стену, Кора, добравшаяся до двери, спросила:
— А шкурка водянчика-ползуна зачем тебе там? Красоты никакой и драная вся.
— Ползуна? Это… От мышей это. Наговоренная шкурка лучше всего от мышей.
— Скажи-ка. Ну оставайся, соседка, лёгких тебе снов. Я бы с тобой еще поболтала, но сама понимаешь, Вещи. Надо их убрать.
— Иди. Да будут и твои сны лёгкими.
И, слушая частый топот босых ног, добавила про себя: «а умишко твой — потяжелел бы».
Мостки под босыми ногами поскрипывали и иногда прогибались. Но Кора наизусть ставила ноги, много набегано ими за время дождей. То зёрен выпросить у Теньи, то посмотреть новорождённого и поздравить, чтоб получить обязательный подарок от охотника, ставшего отцом. Или просто рассказать соседкам о том, что видела, и о том, что придумалось, если видела немного. Никто из деревенских не бегал по мосткам так часто, даже дети, тех матери строжат, а Кора сама мать и вдова — её строжить некому.
