Теперь вся гавань кипела деятельностью. Пришло сообщение о приближении эскадры морских королей, и все готовились к бою.
Богхаз, стоя рядом с ним, прошептал:
— Мы с ума сошли, что сами полезли волку в пасть. Если ты не сможешь взяться за дело, как Рианон, если сделаешь хоть один неверный шаг…
Карс сказал:
— Это невозможно. Я научился играть в Проклятого.
Но про себя он думал по-другому. Перед лицом мрачного могущества Сарка его игра в бога казалась нелепой и безумной.
Толпа, собравшаяся на набережной, дикими воплями приветствовала сходящую по трапу Иваин. И в некотором замешательстве взирала она на высокого человека, похожего на кхонда, с огромной шпагой в руке.
Солдаты окружили их плотным кольцом и прокладывали им путь сквозь толпу. Веселые возгласы людей сопровождали их на всем пути во дворец.
Залы дворца встретили их прохладой. Карс шагал по гулким комнатам с блестящими полами и массивными портиками, поддерживаемыми золочеными колоннами. Он заметил, что в орнаменте часто повторялось изображение Змеи.
Он жалел, что с ними не было Богхаза. Продолжая игру, он вынужден был на время расстаться с толстяком-вором и сейчас чувствовал себя страшно одиноким.
У серебряных дверей, ведущих в тронный зал, стража остановилась.
Камергер в кольчуге под бархатным одеянием выступил вперед, приветствуя Иваин.
— Твой отец, всемогущий король Горах, полон радости и желает приветствовать тебя. Но он просит тебя подождать: он занят с господином Хишахом, посланцем Кару-Дху…
Губы Иваин скривились.
— Значит, он уже просит помощи у Змеи. — Она презрительно кивнула в сторону закрытой двери. — Скажи королю, что я желаю его видеть немедленно.
Камергер запротестовал:
— Но, ваше высочество…
— Скажи ему, — продолжала Иваин, — или я войду без предупреждения.
Скажи, что со мной тот, кто не потерпит задержек, кого не смеют ослушаться ни Горах, ни Кару-Дху.
Камергер с нескрываемым удивлением и недоумением посмотрел на Карса.
Поколебавшись, он отвесил поклон и исчез за серебряными дверями.
Карс отметил нотку горечи в голосе Иваин, когда она говорила о Змее.
Он спросил, почему это так.
— Нет, господин, — сказала она. — Однажды я уже говорила, и ты слушал. Сейчас не время для повторных слов. А кроме того… — она пожала плечами, — ты же видишь, как отстраняет меня отец, как лишает меня доверия, хотя драться за него должна я.
— Ты не желаешь помощи от Кару-Дху даже сейчас?
Она помолчала и Карс сказал:
— Я велю тебе говорить!
— Что ж, хорошо. Ничего нет странного в том, когда два сильных народа борются за владычество, за каждый кусок побережья одного и того же моря.
Ничего нет странного в том, что человек жаждет власти. Я была бы счастлива ринуться в эту битву, я была бы счастлива одержать победу над Кхондором.
Но…
— Продолжай.
Теперь она говорила, не сдерживая свои чувства.
— Но я хочу, чтобы Сарк стал великим благодаря мощи своего оружия, чтобы человек сражался с человеком, как это было в старые времена, до того как Горах заключил союз с Кару-Дху! А в такой победе славы нет.
— А твои люди? — спросил Карс. — Разделяют ли они твои мысли?
— Да, господин. Но другие поддались искушению легкой власти…
Она замолкла, глядя Карсу прямо в лицо.
— Я и так уже сказала достаточно, чтобы навлечь на себя твой гнев.
Скажу еще только, что Сарк обречен даже в своей победе. Змея дает нам помощь не ради нас самих, а ради своих собственных целей. Мы — лишь орудие, с помощью которого Кару-Дху идет к своей цели. А теперь, когда ты вернулся, чтобы повести Дхувиан…
Она замолчала. В ее словах больше не было надобности… Дверь отворилась, и это спасло Карса от необходимости давать ей ответ.
Камергер извиняющимся тоном сказал:
— Ваше высочество, ваш отец посылает вам ответ, он не понимает ваших слов и вновь просит вас подождать, пока он сможет иметь удовольствие лицезреть вас.
Иваин сердито оттолкнула его в сторону, шагнула к высоким дверям и распахнула их. Отступив, она обратилась к Карсу:
— Не желаешь ли войти, господин?
Глубоко вздохнув, он прошел к двери и твердыми шагами, как подобает богу, прошел в длинный полутемный тронный зал. Иваин следовала за ним.
Казалось, в зале никого не было, кроме Гораха, стоявшего в дальнем конце зала на возвышении. На нем было черное бархатное одеяние, расшитое золотом, и он обладал той же стройностью и красотой черт, что и Иваин. Но в нем не чувствовалось ни ее нескрываемой силы, ни ее гордости, ни ее достоинства. Хотя борода его была седа, очертания его рта были как у капризного ребенка.
Но возле него, полускрытый тенью зала, стоял еще кто-то. Темная фигура, закутанная в плащ со скрытым под капюшоном лицом и скрывающимися в складках плаща руками.
— Что это значит? — сердито спросил Горах. — Дочь ты мне, Иваин, или нет, я не потерплю такой бесцеремонности.
Иваин опустилась на колени.
— Отец мой, — ясным голосом сказала она, — я привела к вам господина Рианона из рода Куири, вернувшегося из мертвых.
Лицо Гораха побледнело, потом приняло пепельный оттенок. Рот его открылся, но он не смог выдавить ни слова. Он посмотрел на Карса, потом на Иваин и, наконец, на закутанного в плащ Дхувианина.
— Это безумие, — промямлил он наконец.
— Но у меня есть доказательство тому, что это правда, — сказала Иваин. — В теле этого варвара живет дух Рианона. Он говорил с мудрыми в Кхондоре, а позже говорил со мной. Перед тобой стоит Рианон.
Снова установилась тишина. Горах переводил взгляд с одного лица на другое и дрожал. Карс стоял, высокий и гордый, храбро презрев все сомнения, ожидая дальнейшего.
Но старый холодный страх жил внутри него. Он понимал, что змеиные глаза наблюдают за ним из-под капюшона; ему казалось даже, что он чувствует, как холод этого взгляда проникает сквозь его тело, как лезвие ножа сквозь бумагу.
Халфлинги умеют читать в сознании других. Они обладают сверхчувствительностью, позволяющей им видеть то, что происходит внутри человека. А Дхувиане, несмотря на свои дьявольские качества, тоже были халфлингами.
В это мгновение Карсу страстно захотелось бросить все и убежать. Но он силой заставил себя играть роль бога, угрожающего и самоуверенного, улыбающегося ужасу Гораха.
Глубоко в мозгу, в том его уголке, который не принадлежал больше ему, он чувствовал странное и полное спокойствие. Ощущение было таким, будто Проклятый исчез.
Карс заставил себя заговорить, возвысив голос так, что стены ответили ему громким эхом.
