— Не совершив пробный шаг, невозможно что-либо понять, — осторожно заметил Элачи.
Евгений Валерьевич грустно вздохнул.
— Боюсь, вы правы. Только сперва нужно отходить в ясли и перейти в первый класс.
— Не понимаю.
— Мы ведь ещё дети. Взрослый, совершив неверный шаг, тут же вернётся в исходную точку, а ребёнок…
— Мы — глупцы, — перебил Элачи. — Ребёнок не совершит этот шаг вообще. Ребенок, стоя на месте, определит верный ход. Я не понимаю, отчего именно так… Почему уровень яслей много выше кафедры доцента?
Евгений Валерьевич вздохнул.
— Боюсь, не нам с вами рассуждать на данную тему. Но я вам всё же расскажу то, что вы так хотите знать. Могли бы сразу открыться — сэкономили бы время. Свое, да и моё.
— Прошу меня извинить. Просто не все способны воспринять истину такой, какая она есть на самом деле.
Евгений Валерьевич кивнул, соглашаясь.
— Мячик подружился со странной девочкой.
— Странной?
— Ну, вообще-то в ней не было ничего такого уж странного. Просто она была слепой от рождения. Её звали Светлана. Девочку направили в наш дельфинарий проходить курс дельфинотерапии. Знаете…
— Да-да, я в курсе, что это такое! Ну же, продолжайте.
Евгений Валерьевич пожал плечами.
— Так вот, Мячик и Светлана тут же подружились. Между ними возникла некая связь. Они словно понимали друг друга. Пару раз я слышал, как Светлана обращается к Мячику, будто тот живой человек и понимает то, что ему говорят. Более того, могу поклясться, что это была своего рода беседа. Дельфин отвечал девочке… по-своему. Хотя, по большей части, они молчали.
— А другие дети?
— Мячик играл и с другими ребятишками, учувствовал в представлениях, катал взрослых — обычный дельфин, каких миллионы. Единственная странность — это Светлана.
— А вы уверены, что сама девочка была обычной?
— В смысле?
— Сейчас в прессе масса статей про детей-индиго. Якобы они обладают дополнительными чувствами, так что могут общаться с животными, определять человеческую ауру, лечить заболевания одним лишь прикосновением…
Евгений Валерьевич поджал губы.
— Отчего же, слышал. Но ведь их на глаз не определишь. Да и какая разница — они же все дети, и это самое главное.
— Да, вы, безусловно, правы, но всё равно!.. Вдруг девочка и дельфин и впрямь понимали друг друга?! Могли общаться, как мы с вами!
Евгений Валерьевич вздохнул.
— Я думаю, что девочка просто всё выдумала. К тому же у неё погибли родители. Вы только представьте, каково ребёнку, в жизни не видевшему света, вдобавок ко всему, остаться ещё и круглой сиротой.
Элачи промолчал.
— Вот и я о том же, — Евгений Валерьевич вздохнул. — Знаете, я не поклонник всяческой мистики и прочей кабалистики, что идёт в ногу со временем. Мой мир рационален и познаваем: мне проще поверить в искреннюю дружбу ребёнка и дельфина, нежели во что-то ещё, что даже не имеет научного обоснования. Прощайте. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство, — Евгений Валерьевич направился прочь.
— Постойте!
— Что-то ещё?
— Эта девочка… Светлана. Вы не могли бы оставить мне её координаты?
Евгений Валерьевич отрицательно качнул головой.
— Боюсь, что нет, извините. Я даже не уверен, что она всё ещё находится на территории Украины.
— Как это?
— Светлана больше не посещает дельфинарий. Её документы изъяты фондом детской опеки… да и Мячик последнее время пребывает в таком состоянии… будто его подружка неимоверно далеко.
— Но как же так? Неужели нет способа узнать, где можно было бы найти Светлану?!
— На протяжении последней недели, Светлану привозила машина с российскими номерами. Человек, сопровождавший её, предъявил документ удостоверяющий личность на имя Дмитрия Титова.
— Титова?! — Элачи аж взмок. — Да что же это такое?..
Россия. Байконур. Стартовая площадка № 110. Восстановленное здание монтажно-испытательного комплекса РКК «Энергия». «Игра».
На этот раз Малыш молчал дольше обычного. Светлана его не торопила — было не к спеху, да и отсутствие взрослых располагало к подобному единению. Можно было ни к чему не прислушиваться, ни о чём не думать, ничего не говорить. Просто очисть сознание от рутины обыденности, и надувать в воображении переливающиеся мыльные пузыри.
«Их словно что-то распирает изнутри, отчего прозрачная оболочка так и норовит растянуться, породив на свет что-то невиданное!»
Светлана понятия не имела, на что именно походили высвободившиеся из заточения создания, но они были такими же реальными, что и всё вокруг — девочка могла в этом поклясться! Скорее всего, именно потому, что не видела и того, что вокруг.
Малыш однажды сказал, что это одно и то же, как если бы смотреть на облака. Они такие же податливые, что и пузыри, только намного больше и выше. Они могут заслонять собою солнце, могут «периться» и «слоиться», могут рыдать слезами дождя, или источать гнев вспышками молний. А могут спуститься вниз и растянуться вдоль земли реками молочных туманов. Они могут много чего, однако не это главное. Суть дела в том, что их можно размять собственным сознанием — как пластилин пальцами, — а из податливой массы слепить всё что угодно! Достаточно иметь Воображение.
Светлана тогда не поверила, и Малыш показал.
Действительно, зрелище стоило того!
«Хотя, наверное, всё именно так, лишь оттого, что я никогда в жизни не видела ничего подобного! Другим облака, скорее всего, опостылели, ведь они видят небесные кудряшки изо дня в день, так что те прилизались, засалились, а может и вовсе выпали, оставив после себя уродливую плешь. Всё рано или поздно надоедает. Возможно, что и сама жизнь… Хотя это уже неправильно».
Облака…
Они были и впрямь незабываемые! Особенно если смотреть на них сверху-вниз: например, через иллюминатор несущегося в небесах самолёта. Внизу, под крылом, — будто мягкая перина! Кажется, прыгни на неё — обязательно откинет обратно! Хотя прыгать особо и не хочется, как и не хочется, чтобы откинуло. Наоборот, в душе — нестерпимое желание завернуться во всё это белоснежное убранство, укутаться в него с головой, уткнуться носом, попытаться уловить запах детства… аромат ландыша… близость самого дорогого… Близость мамы. Так, как это было тысячи раз! Так, как уже не будет никогда.
Тогда Малыш принялся рассказывать про Воздушные замки — почему-то он всё называл с большой буквы. Светлана не знала, почему именно, но с расспросами не лезла. Зачем? Раз в мире существует такое понятие, как «надо», значит надо.
Большинство людей создают Воздушные замки так же при помощи собственного Воображения. Как правило, это Мечты — многие считают, что Они рождаются именно тут, высоко-высоко над поверхностью Земли. К Ним нужно просто стремиться, и если это удаётся — в смысле, стремление заканчивается взлётом, — считается, что Мечта сбылась. Замок рушится, а на Его руинах вырастает новый. Причём, что интересно, не всегда этот нововозведённый Замок красивее или выше предыдущего. Случается что люди, достигшие заоблачных высот, стремятся вернуться обратно, к мирской жизни. Как правило, это происходит в конце пути, когда надуманные идеалы величия рушатся под натиском прошлых потерь. На первое место выходят вовсе не деньги, а поступки. Это проснувшаяся Совесть.
