– Вам не следует спешить, – говорит он, словно приказывает. – Пошлите сначала на мост саперов. Немцы его заминировали хитро, очень хитро… – посмотрел на меня, вздернул подбородок и сказал со всем гонором: – Слово офицера.
– Я и не сомневаюсь в честном слове офицера, – говорю я. – Не скажете ли, пан капитан, какая власть в городе?
– Никакой, – отвечает он спокойно.
Эге, думаю, это уже лучше… И спрашиваю:
– А не знаете ли вы, ставили они мины на дороге?
– Ни единой, – говорит капитан. – Очень уж спешили… – И лицо у него делается крайне презрительным.
У меня язык чешется порасспросить его на другие темы: что он тут делает в одиночестве при полном параде? И кого, собственно, представляет? Не может же он в совершеннейшем одиночестве слоняться по округе?
Но это уже совершенно ненужное в данный момент любопытство.
Главное я узнал. Вряд ли он врет, что мост заминирован, – а зачем ему, собственно, врать? Чего он этим враньем добьется? Ну, задержит продвижение войск на несколько часов, пока саперы поработают – и чего этим добьется?
Смотрю я вокруг: сумерки сгущаются, скоро совсем стемнеет, туман уже из леса выполз, над речкой стелется, начинает мост заволакивать, к нам подползает… Неуютно. Нам еще назад возвращаться. И доложить по рации сначала, как обстоят дела. Так что я ему откозырял, как на смотру:
– Благодарю вас, пан капитан.
– Не стоит благодарности, пан лейтенант, – отвечает он невозмутимо. – Я сделал все, что в моих силах. Честь имею!
Снова кидает два пальца к козырьку, поворачивается и уходит – уже в туман, заволокший обочины, так что вскоре пропадает с глаз, на какое-то время остается темный силуэт, а потом и он пропадает. Остаемся мы одни, в полной тишине, в сумерках и подползающем тумане.
Олег быстренько радировал, что надлежит. Я ненадолго призадумался, как ехать назад. Если снова по обочине – будем тащиться в тумане, расшибемся в два счета, сами, может, ничего и не поломаем, но машину угробим точно, и придется нам тащиться десять километров пешком уже в полной темноте, да еще и в тумане. А ведь можем и поломаться… Капитан давал честное офицерское, что мин на дороге нет. И хотя разведчик обязан не верить с ходу и кому попало… Что-то в нем было честное. Что-то располагало. Я и приказал водителю:
– Жми, старшина, по дороге. На полной жми. Противотанковая под нами все равно не сработает, легонькие мы для нее, а если противопехотка… Авось да небось!
Он и врубил полный газ. Летим мы, темнеет, туман с двух сторон наползает… Хорошо еще, километров через пять кончился лес, а с ним и туман – так, клочья по полям колыхались.
Прибыли-доложились. Поскольку я, как ни ломал голову, не придумал, как мне характеризовать капитана, доложил просто: «Сведения получены от местного жителя-поляка». Никакой неправды тут не было: явный поляк и, уж безусловно, местный. А деталей с меня тогда никто и не требовал. Потом, правда, когда выдалось время, написал, как было: подошедший человек в довоенной форме польского офицера… возраст примерно… внешность примерно… фамилию воспроизвести просто не в состоянии… Особисты очень заинтересовались, это ж как раз по их линии.
Но это уже в городке. Не будем забегать вперед батьки в пекло…
Ночью, естественно, на мост никто не полез – не горело и не было приказа свыше. Саперы пошли на мост, когда хорошо рассвело. Ну, и очень быстро разобрались, что к чему. Хитрушку немцы удумали неплохую, саперный капитан говорил, что раньше с таким не встречался. Взрывчатки была вбухана масса, заминированы быки, настил снизу. Но хитрушка – в системе подрыва. Немцы положили и хорошо замаскировали контактные взрыватели, поперек проезжей части, и, что самое главное, в паре метров от противоположного берега. А мост был длиной метров семьдесят. Причем на пешеходных тротуарах, приподнятых над проезжей частью примерно на метр, ни единого взрывателя не было. Пешая разведка, конечно, пошла бы по этим тротуарам, вернулась целой-невредимой и доложила, что все в порядке…
Немецкий минер с фантазией был, сволочь… Представьте: втягивается на мост колонна, не важно, танков, самоходок или машин. На семидесяти метрах техники уместится немало. И, почти достигнув того берега, передняя машина попадает на взрыватели, и мост взлетает на воздух вместе со всеми, кто на нем есть. Двух зайцев одним махом, называется… Мы на этом направлении никогда прежде не пускали против них разведку на колесах, ни машины, ни броневички. Всегда пешую. Вот они и привыкли к такому шаблону… А чтобы кто-то из городских раньше времени не двинул на мост с какой-нибудь телегой и не испортил им замысел, они на протяжении метров трехсот на том берегу засеяли буквально дорогу шпринг-минами – и «проговорились» местным, что по обе стороны реки дорога на километр заминирована. Те и не совались. То есть получается, отход они объявили внезапно, но планировали его заранее – и спецгруппа не спеша, обстоятельно работала над мостом. Если бы не капитан… Mы никак не могли налететь на взрыватели, у нас не было приказа осматриваться на том берегу, от нас требовалось лишь оценить состояние моста и возвращаться. Мы бы вернулись, доложили, что мост цел, – и, сто процентов, согласно плану пошли бы самоходки, невзирая на ночную пору…
Первый раз за всю войну я столкнулся с подобным отрывом противника – и вот как обернулось. Пошел слушок, что всю нашу группу представили к «Боевым заслугам» – кстати, дали потом. Но не будем отвлекаться…
Когда саперы перерезали все провода и гарантировали, что сюрпризов не будет, поутру началась обычная работа. На дворе стоял сорок четвертый, так что с техникой обстояло неплохо. Саперы пустили по дороге танк с тралом, шпринги стали выпрыгивать тучей, они ж предназначены исключительно против живой силы, у них усики срабатывают от малейшего касания… Стальных шариков каждая «лягушка» выплевывала, как обычно, пару пригоршней, но танку на такие подлянки как-то глубоко наплевать… И рванула через наш сбереженный мосток вся дивизия, разворачиваясь по всем правилам.
Чуточку забегая вперед – немцев обнаружили километрах в пятнадцати на юго-востоке, они там ставили оборону, окапывались, как бешеные кроты. Наши тоже остановились и стали окапываться – одним словом, наметилась привычная линия фронта.
А мы сидели в городке. Городок заняли очень быстро, без единого, конечно, выстрела. Немцы там порушить ничего не успели. Старинный такой городок, центр из старинных зданий – залюбуешься. Поляки, как мы уже привыкли, нас встретили с этакой мрачноватой настороженностью: кулаков не показывали, но и не улыбались, похаживали, не проявляя никакого любопытства. Правда, уж это как закон, объявилась куча торговцев чем попало, стали виться вокруг наших, уж эти-то улыбались на сорок два зуба, и каждый второй чуть ли не коммунист и подпольщик, а каждый первый русских обожает до дрожи в коленках, почище, чем родную маму. Ну, профессия такая, что скажешь…
И чуть ли не первым в городок примчался Лева Вигель из СМЕРШа со своими ребятками – вот эти польский как раз знали неплохо.
В первую очередь нашел меня, расспросил насчет капитана. Я его знал давненько, потому что так сложилось, что именно я обеспечивал взаимодействие полковой разведки со СМЕРШем. Толковый был парень. Лишних вопросов я ему не задавал, сам прекрасно соображал, что они начнут искать капитана. В самом деле, такой персонаж – интерес именно что СМЕРШа, а не особистов. Мало ли какие они могли крутить комбинации. Может, проверить на связь с аковцами или «стронництвом збройным» (еще почище сволочила), может, присмотреть для поляков. В Люблине к тому времени сидело наше польское правительство, и всевозможные кадры для них сплошь и рядом подыскивали наши. Ну, спрашивать не положено, перебьемся… Я сразу подумал, что капитана они найдут быстро, не похоже, что он особенно скрывается, если сразу после ухода немцев принялся расхаживать при всем параде. Чувствовался в нем гонор. Городок небольшой, тысяч на пять жителей, не так уж трудно тут отыскать капитана Мартина для тех, кто искать умеет…
Выпала короткая передышка – ну, мы, каюсь, втихомолочку раздобыли и, не увлекаясь, употребили некоторые вкусные напитки. Уж разведка-то умеет такое делать втихомолочку, начальство все понимает, что уж там…
Прошло два дня. И нагрянул ко мне Лева Вигель, весь какой-то из себя чуточку странноватый, словно малость чем-то ошарашенный.
– Нашли? – спрашиваю.
Лева как-то странно глаза отводит:
– Да в общем как бы… Поехали.
Сел он за руль своего «Виллиса», и погнали мы со скоростью, для военных машин в городе недозволенной. Ну, да у него особый пропуск на лобовом, и каждый регулировщик знает, что СМЕРШ подчиняется лично и непосредственно товарищу Сталину… Умел Лева водить и любил погонять – и потом, в Германии, в очередной неразберихе, влетел сгоряча в расположение эсэсовцев, да так, что развернуться и уйти уже не успел…
