Мать вошла чуть-чуть попозже. Она наклонилась, чтоб убрать ботинок, а в квартире было всё так же темно. То есть, либо Марина вошла в темноту (свет включать не стала), либо доченька маме просто-напросто «приснилась», как совершенно правильно заметила няня по этому поводу. Потому что в квартире темнота и тишина…
Но маман ее парилась по этому поводу. Она, как ни в чем не бывало, включала свет, проходила… Ну, и начинала свое канюченье: «А почему ты все-таки не хочешь удвоить бумажные денежки, а, доченька?! Тебе, может, просто не нравится, что они бумажные?.. Ой, доченька… А где ты?..»
Она туда-сюда походила по комнатам — Мариночки нигде нет. Она уже остановилась, так, словно ничего не поняла, как… Марина спряталась за ее спиной…
— Ой, маленькая! В пряточки с мамой решила поиграть…
— Нет, — ответила Марина. — Я хотела спросить… Мне как-то неловко…
— Ну, давай — спрашивай…
— Можно, я тебя поцелую?
Теперь матери стало неловко. Мол, что же это такое: дочь не пойми где пропадала, она могла бы вообще — с концами… дематериализоваться… а мать, вместо того, чтоб ее расцеловать, да разобнимать (прижать к сердцу, как самое дорогое сокровище), набросилась на нее с какими-то идиотскими деньгами. Главное, прикопалась: не могла бы та бумажные денежки — трам-парарам, а не только одни копеечные. И как, мол, ты объяснишь, почему не могла…
Но дело в том, что дочка спросила так странно, не хочет ли маман, чтоб та ее поцеловала, что матери стало неловко скорее от тона, чем ото всей этой до идиотщины смехотворной ситуации.
— Так можно или нельзя? — напомнила девочка. — С другой стороны, это логично. Мы больше полугода не виделись, а ты меня про деньги спрашиваешь.
— Ну, я не знаю, — промямлила окончательно растерянная мамочка. — Может быть, можно.
Дочь спрашивала разрешения наверно потому, что не могла подпрыгнуть так высоко, чтоб чмокнуть маму в щечку. Потому маме пришлось специально для этого наклоняться. Для дочериного поцелуйчика.
7
Поскольку у мамы губы были обветренными, то дочь знала, что, стоит только хоть чуть-чуть прикусить, как губа сразу же начнет кровоточить. А девочке вполне хватало даже самой маленькой капельки крови.
То есть, чтоб обветренная губа треснула, то ее даже надкусывать не надо. Достаточно просто надавить… То есть, девочка может прижать эту губу своим лицом к зубам мамы, надавить, и кровь сразу же появится. — Так Марина и сделала.
И, пока лицо было плотно придвинуто к материному лицу, то та не заметила, что происходит. Мать смогла разглядеть это только тогда, когда дочь закончила с целованием.
Дело в том, что Марина была как две капли воды похожей на папу. Ее лицо на маму было совершенно непохожим. Но сейчас, после того, как она маму поцеловала… То есть, она не совсем поцеловала, а слизнула несколько кровинок с ее губы…
Мама посмотрела и удивилась. У дочери было такое лицо, как будто мать смотрится в зеркало. То есть, рост остался пятилетней девочки, платьице, волосы… Всё остальное… Но вот лицо — идеальная копия маминого.
— Мне что, спьяну показалось? — недоумевает мамаша. Мол, зря она поцапалась с няней. Втирала, что та под грибочками, а не маман. Ведь сейчас выясняется, что под оными некто другой…
— Это всего лишь легонький укол, — объясняет ей дочурка. — Но, если ты позволишь укусить себя нормально, то я могу полностью в тебя превратиться. Понимаешь, ты?
— Что-что я должна позволить? — показалось матери, что она не расслышала. Либо она сделала такой вид.
— Отхватить от тебя кусок пожирнее… Нет, если ты не понимаешь, то имей виду, что у меня есть, чем тебе угрожать. Теперь ты меня понимаешь, девица?
— Какая ж я девица?!
— Но и я не дочь тоже. Или что я, похожа? По лицу же, ведь, не определишь.
Мама даже не нашлась, что возразить на это.
— Но ты смотри, — продолжала ей говорить Марина, — я могу и просто так в тебя превратиться. Но для этого ты должна согласиться на то, что я потом тебя укушу. Когда-нибудь ПОТОМ. Но, так как? То есть, это я к тому, что, если ты не веришь в то, что я твоя идеальная копия, то я могу измениться. Но только раз. Имей в виду, что это дорога только в одну сторону. Пути назад больше уже нет. Но, так как?
— Я не понимаю, что ты говоришь.
— Тогда, значит, не возникай… Девица!
— Я говорю, какая я тебе девица?! Ты, шмакодявка!
— А я говорю: какая я твоя дочь? Ты не фига не попутала? Может, я не твоя дочь, а мать! Давай, я тебе докажу? Я превращусь в тебя. Но потом ты не должна будешь сопротивляться, потому что я тебя покусаю.
— То есть, права была няня — ты людоедка?
— А хрена ты говоришь всё это с вопросительными интонациями?!
— А как ты с матерью разговариваешь?!
Мать Марины уже сошлась на том, что она (мать), скорее всего, под грибочками, как няня ей несколько минут назад совершенно правильно намекнула. То есть, ей просто кажется, что девочкино лицо идеально похоже на материно.
— Значит, слушай сюда! — заговорила дочь. — Если ты будешь возникать, то я от тебя мокрого места не оставлю! Я тебя завалю, тупую стерву, вот из этого «ствола».
Маленькая девочка резко сунула руку себе под платье и вытащила оттуда пистолет.
У матери тут же заработала соображалка: если в руках у девочки настоящее летальное оружие, то, перед тем, как открыть огонь, она должна снять его с предохранителя. Однако, поскольку девочка никак не сняла, то можно пойти на риск и попытаться выхватить из рук пятилетней Марины этот «ствол». И — так она и сделала. Резко кинулась на девочку. Так, чтоб, если девочка одержимая дьяволом, а не мамочка под грибочками, то, чтоб не успела с молниеносной скоростью снять «волыну» с предохранителя и спустить курок. Тут ведь нужно еще решиться: нападение — это вам не хухры-мухры. По логике вещей намного быстрее работает тот, кто использует функции самозащиты. Все в курсе, что нападать — это очень сложно, так как можешь погибнуть, если нарвешься на профи.
8
На какое-то мгновение Марине показалось, что у нее отключилось зрение. То есть то, что в отключке находится не она сама, а всего лишь зрение. Казалось бы, такая чепуха.
Ее мать, сначала кинулась на вцепившуюся мертвой хваткой в «ствол» дочечку, но, поскольку у дочечки за секунду до этого «отключилось зрение» и она ничего не видела, то мать неожиданно замерла. То есть, какие-то силы ее остановили и приказали данной дамочке не особенно так усердствовать.
То есть, мать вполне спокойным шагом подошла к девочке… Даже подкралась на цыпочках, а не просто «шагом». Думается, что поселившееся в девочке существо могло бы расслышать ее шаги, либо шум, производимый броском, когда маман решила взять дочурку приступом, и, по инерции, отскочить в сторону. То есть, заставить отпрыгнуть пятилетнего ребенка. Так, как будто бы он (ребенок) скачет через веревочку с себе подобными детьми.
В тот момент, когда мать вытащила из пальцев дочери пистоль и принялась проверять наличие в оном магазина с патронами, к дочери вернулось зрение и она продолжила себе дальше молоть языком:
— Я сейчас не поняла. Как эта «пушка» оказалась у тебя в руках? Она у меня вроде была!
— Сейчас уже неважно, — прощебетала (этак неразборчиво, под нос) мать.
— Может, объяснишь? — продолжала произносить свою незаконченную фразу девочка. Но мать уже всё сказала — говорить не о чем больше. Тем более, что, как показало «вскрытие», пистолет был не игрушечным.
— Ну, хорошо, — отреагировала девочка на молчание. — Значит, будем считать, что я не стану превращаться в твоего идеально двойника. Так? Потому что у меня нет оружия и мне нечем тебе угрожать. То есть, делать так, чтоб ты не сопротивлялась.
Мать опять ничего на это не сказала.
— А ты сможешь убить меня? — продолжала пятилетняя кроха разглагольствовать.
— Ты ведь не будешь в меня стрелять, — озвучила она одну и ту же мысль, поскольку мамочка молчала. — Ведь, ты прикинь! Если ты нацелишь на меня ствол, то я успею превратиться в твоего двойника намного раньше, чем ты успеешь спустить курок… Над этим лучше подумай, а не над… А что начнется, как ты думаешь?
