- О Боже мой! О БОЖЕ МОЙ!
- Боюсь, что теперь Бог тебе не поможет. - Отто подошел к нему с секатором в руках. Он обхватил своей большой рукой пенис мужчины и вытащил его наружу.
- Нет! Пожалуйста, не надо!
Отто поместил пенис между лезвиями секатора и сжал рукоятки. Плоть пениса сжалась, прежде чем лезвиям наконец удалось разрезать кожу.
Мужчина стиснул зубы и закричал. Кровь брызнула из оставшегося обрубка, покрывая его ноги и стул, на котором он сидел.
Затем Отто вынул яички мужчины и положил их рядом с отрезанным пенисом на тарелку.
Шульц наблюдал, как Гиммлер сунул в рот первое яичко. Он перекатил его языком к задней части рта и прикусил. Послышался хруст, когда коренные зубы Гиммлера быстро справились с ним.
- Э-э... На вкус они несколько кисловаты. Совсем не то, чего я ожидал.
Гиммлер уехал на следующий день, а вскоре должен был приехать и Йозеф Геббельс.
Геббельс был театральным человеком. Он был ответственным за все средства массовой информации и пропаганду. Именно из-за этого факта Шульц решил, что специально для Геббельса они должны попытаться создать что-то более диковинное, чтобы удовлетворить его более причудливые вкусы.
Геббельс сидел за столом и наслаждался бокалом вина, ожидая прибытия своего обеда.
Когда Шульц вошел в комнату, он нес с собой блюдо, покрытое клошем из нержавеющей стали. Он поставил блюдо перед Геббельсом и снял крышку.
Глаза Геббельса расширились.
Он увидел женскую голову, стоявшую прямо, на оставшемся обрубке ее шеи. Ее глаза были открыты и смотрели на него, стеклянные и безжизненные.
Геббельс улыбнулся. Он посмотрел на Шульца.
- Я должен съесть всю голову целиком? С чего мне начать?
- Эм-м-м, - сказал Шульц, взяв голову за волосы. - Не всю голову. Только то, что внутри.
Геббельс не заметил горизонтальный разрез на лбу. Но когда Шульц убрал руку, он снял с головы верхнюю часть черепа, обнажив серый мозг под ним. Геббельс вынужден был признать, что это произвело на него должное впечатление.
Геббельс ножом и вилкой разрезал мозг и съел его маленькими кусочками, прямо из головы. Он описал это так: "Экстраординарно".
- Ну что ж, - сказал Геббельс, вставая из-за стола с набитым животом. - Должен признаться, мне это очень понравилось. Я уверен, что фюреру это понравится не меньше, чем мне.
- Фюрер? - переспросил Шульц. - Он приедет?
- О да! Тебе не сказали?
- Хм... нет, насколько я помню, нет.
- Что ж, вам следует немедленно начать приготовления, он прибудет через два дня, - сказал Геббельс, выходя в открытую дверь столовой.
Шесть
После ужина заключенным дали тридцать минут отдыха, а затем отправили обратно в спальни. Это время они проводили во дворе, независимо от погоды (Мэри стояла там в любую погоду, от палящего солнца до ледяного снега), где всем заключенным, мужчинам и женщинам, разрешалось смешиваться. Время отдыха было далеко не расслабляющим; трудно расслабиться, когда тебя окружают нацисты, их винтовки направлены в твою сторону, а пальцы на спусковом крючке чешутся выстрелить.
Тем не менее, это давало заключенным возможность поговорить вдали от любопытных глаз и вне пределов слышимости тех, кто, возможно, не хотел бы вмешиваться в их разговоры.
- Вы его видели? - спросила Мириам, подходя к Мэри и Густаву, которые сидели в углу двора.
- Кого? - спросил Густав.
- Ты его не видела? Обычно ты видишь всех, кто приезжает и уезжает отсюда.
- Не видела кого, Мириам? - спросила Мэри.
- Очевидно, сегодня здесь был Йозеф Геббельс.
- Геббельс? - воскликнул Густав с неподдельным шоком на лице. - Парень из пропаганды?
Мириам кивнула.
- Я сама его не видела, но София говорит, что это точно он. Она видела, как он уезжал сегодня днем.
У Мэри не было причин сомневаться в этом. Недавно в лагере побывало несколько высокопоставленных эсэсовцев.
- Итак, мы видели здесь Гиммлера, Ханке и Бормана, а теперь еще и Геббельса. Какого черта они все сюда едут? Что такого особенного в этом месте?
- Не знаю, - ответила Мириам. - Но я слышала кое-что еще.
- Да? И что же?
- Судя по всему, завтра сюда должен прибыть сам фюрер.
- Фюрер? - почти взволнованно переспросил Густав. Мэри знала, что на самом деле это не волнение, не то радостное возбуждение, которое испытывают люди, встречая своих любимых кинозвезд. Нет, это совсем другое.
Густав был в состоянии шока, и его возбуждение, вероятно, было вызвано фантазией, которая была у многих заключенных здесь; они бы отдали все, чтобы обхватить руками шею Гитлера и сжать ее так сильно, пока его глупая маленькая голова не оторвется от его гребаных плеч в каскаде крови.
- То есть сам Гитлер? - уточнила Мэри, чтобы убедиться, что она все правильно поняла. - Он приедет сюда?
- Именно это они и говорят.
Мэри умолкла, когда на нее нахлынули тысячи мыслей. Зачем Гитлеру посещать этот лагерь? Это была настоящая свалка. Но, с другой стороны, она не бывала ни в одном из других нацистских концентрационных лагерей. Может быть, этот был сравнительно роскошным? Сомнительно.
Если Гитлер действительно будет здесь, смогут ли они что-нибудь сделать? Если бы они могли добраться до него, если бы они могли убить его... они вполне могут положить конец войне.
- Мы должны попытаться убить его, - сказала Мэри.
- Что? - спросила Мириам, внезапный шок от слов Мэри обрушился на нее, как кувалда.
- Подумай об этом. Если мы сможем убить его, то сможем положить конец этой войне. Он их лидер. Без него они ничто.
- Да, - согласился Густав. - Но это почти невозможно. Представьте себе, какая охрана будет его окружать.
Он был прав. Не было ни малейшего шанса, что кто-нибудь из них сможет приблизиться к нему. Если кто-нибудь из них осмелится попытаться, они будут убиты мгновенно. Либо так, либо их схватят и замучают до смерти. Ни один из вариантов не был идеальным.
- Но Мэри права, - сказала Мириам. Мэри с удивлением обнаружила, что Мириам соглашается с ней, так как обычно Мириам была довольно застенчивой и робкой. Одной мысли о том, чтобы кого-нибудь убить, было бы достаточно, чтобы отвратить ее от такого разговора. Сейчас это явно было не так, особенно когда речь шла о таком злобном ублюдке, как Адольф Гитлер.
- Мы должны что-то сделать. Если мы этого не сделаем, то все можем превратиться в фарш.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Мэри.
- Ты серьезно не заметила? Теперь здесь еще больше солдат. А нас стало меньше. В течение этой недели, пока эти офицеры приезжали и уезжали, мы потеряли по меньшей мере пятьдесят человек.
Мэри оглядела двор. Мириам была права: многие из них исчезли на этой неделе, а Мэри даже не заметила.
Внезапно Мэри осенила ужасная мысль.
- О Боже, - прошептала она, едва осмеливаясь думать вслух. - Ты сказала, что мы превратимся в фарш. Почему ты так сказала? Это просто еще один способ сказать "умрем", не так ли?
- Нет. Подумай сама – куда делись все эти заключенные? Зачем им понадобилось убивать так много из нас?
- Чтобы освободить место для охраны?
- Нет. Я имею в виду, что сейчас никто из нас не делит постель с нацистом, не так ли?
- Ну и что? Еда? Они убивают нас, чтобы одним ртом стало меньше?
- Я так не думаю. Они могут убить дюжину из нас, и наших жалких ужинов все равно не хватит, чтобы накормить одного человека. Не говоря уже о солдате.
- Я не понимаю. О чем ты, Мэри?
- Они не кормят их нашей пищей – мы и есть еда!
Густав от души рассмеялся.
- Мэри, - сказал он, с трудом сдерживая смех. - Ты с ума сошла! По-моему, ты пробыла здесь слишком долго!
Выражение лица Мириам было гораздо суровее.
- Нет, - ответила Мэри. - Если задуматься хотя бы на секунду, это единственное, что имеет смысл.
- Единственное, что имеет смысл? - снова рявкнул Густав. – Какой в этом смысл?
