- Колин?
Окурок тоже оказался вкусными. Только немного по-другому. Не таким сладким, что-то вроде бордо по сравнению с каберне Джейка. Язык Колина был необузданным. Он жадно лакал кровь, как бешеная собака из миски с водой.
- Какого черта ты делаешь?
Колин бросил Окурка и повернулся лицом к Вилли.
- Боже милостивый!
Вилли сунул руку в карман жилета и достал маленький "Дерринджер"[3]. Он выстрелил дважды, и оба выстрела попали Колину в грудь.
Было больно.
Но сильнее, чем боль, был голод.
Вилли повернулся, чтобы убежать, но Колин легко поймал его.
- Интересно, какими ты будешь на вкус, - прошептал он на ухо кричащему мужчине.
Медовуха с жимолостью. Лучший из трех сортов.
Колин сосал, глотая нектар, который пульсировал в сонной артерии Вилли. Он наедался до тех пор, пока еще один глоток не заставил бы его лопнуть.
Затем, в оргиастическом оцепенении, он, спотыкаясь, вышел из дома в великолепную ночь.
Больше не было темно, тихо и пугающе, воздух теперь гудел от яркого свечения, а звуки животных, доносившиеся издалека, были чистыми и прекрасными.
Летучие мыши, гоняющиеся за насекомыми. Волк, лающий на Луну. Древесная жаба, зовущая свою пару.
Такая милая, чудесная музыка.
Это чувство захлестнуло Колина, он содрогнулся и заплакал. Это то, что он искал всю свою жизнь. Это была эйфория. Это была сила. Это было новое начало.
- Я вижу, вы были заняты.
Колин резко обернулся.
Ван Хельсинг стоял у входа в дом. Его правая рука все еще сжимала разделочный нож Колина. Левой руки не было, она была отрезана выше запястья, там, где его сковала цепь. С обрубка капала кровь, из него торчала зазубренная белая кость.
Колин изучал лицо Ван Хельсинга. Все еще осунувшееся, все еще страдающее. Но в глазах появилось что-то новое.
Искорка.
- Доволен, чувак? Наконец-то ты обрел свободу.
- Свобода - это не то, к чему я стремлюсь. Я желаю только искупления, которое приходит со смертью.
Колин ухмыльнулся, обнажив острые кончики своих новых клыков.
- Я буду счастлив убить тебя, если ты захочешь.
Ван Хельсинг нахмурился.
- Родословная носферату заканчивается, мистер Уиллоуби. Нельзя допустить, чтобы они больше жили. Я отрубил головы тем, кто внутри дома. Остались только вы и я.
Колин рассмеялся, с его губ капала кровь.
- Ты хочешь убить меня? Этим крошечным ножом? Разве ты не чувствуешь мою силу, старик? Разве ты не видишь, во что я превратился? - Колин раскинул руки, протягивая их в ночь. - Я возродился!
Колин широко раскрыл рот, обнажив клыки, готовые разорвать плоть. Но что-то в лице Ван Хельсинга, какой-то ужасный сплав ненависти и решимости, заставило Колина заколебаться.
Ван Хельсинг сократил расстояние между ними со сверхъестественной скоростью, глубоко вонзив нож Колину в сердце.
Колин упал, задыхаясь. Агония была невыносимой. Он попытался заговорить, и кровь - его собственная прогорклая кровь - кисло забурлила у него в горле.
- Не... не... дерево.
- Нет, мистер Уиллоуби, это не деревянный кол. Он вас не убьет. Но повреждения должны быть достаточно существенными, чтобы вы оставались здесь в течение часа или около того.
Ван Хельсинг вонзил нож дальше, вонзив его в заднюю часть грудной клетки Колина, пригвоздив его к земле.
- Я ждал шестьдесят лет, чтобы положить конец этому кошмару, и я устал. Очень устал. С нашим уничтожением мое ожидание наконец закончится. Да смилуется Господь над нашими душами.
Колин попытался подняться, но от боли навернулись слезы.
Ван Хельсинг сел, скрестив ноги, на старую булыжную мостовую. Он закрыл глаза, его тонкие бесцветные губы сложились в безмятежную улыбку.
- Я не видел восход солнца шестьдесят лет, мистер Уиллоуби. Я помню, что они были очень красивыми. Этот, должно быть, будет самый великолепный из всех.
Колин начал кричать.
* * *
Когда наступил рассвет, он очистил их. Огнем.
Перевод: Zanahorras
"МИСТЕР САМОДЕЛКИН"
До того, как меня опубликовали, я часто ходил на "Вечер открытых дверей" и читал рассказы на собраниях "Сумеречные истории" в Чикаго. Они время от времени публикуют сборники коротких рассказов, и для своей последней антологии "Истории Красного льва" (Tales From The Red Lion) попросили у меня один из них. Вот что я им дал.
Гораций еще раз проверил адрес, который он записал, и пошел налево по Фуллертон. В Чикаго уже было темно, но далеко не тихо. Летом обычно люди задерживались допоздна. Несмотря на то, что было около десяти вечера, на тротуарах болтались студенты, бармены, туристы и случайный бездомный, протягивавший свою грязную чашку из пенопласта.
Впереди он увидел бар с вывеской, на которой зияла надпись: "Красный Лев". Гораций уже подумал развернуться и уйти, но понял, что у него не осталось выбора, и через узкую дверь вошел внутрь.
Бар напоминал традиционный английский паб, ну по крайней мере, Гораций представлял себе его именно таким. Темный, дымный, с табуретками старше его в два раза и большим выбором бутылок с алкоголем на стене, за барной стойкой. Он осмотрел помещение, увидел одного человека, сидящего в одиночестве, и осторожно подошел к нему. Грязный паркетный пол скрипел у него под ногами.
- Вы доктор Рикардо?
Седой мужчина в возрасте с красными глазами, взглянул на Горация через полупустой стакан. Он осушил остаток и уставился на него, ничего не ответив.
- Меня зовут Гораций Келлерман. Вы пластический хирург, верно?
Рикардо понюхал пустой стакан и печально вздохнул.
- Я не люблю говорить о прошлом, - голос доктора был грубым и хриплым.
Гораций оглянулся, увидев, что ни один из четырех посетителей бара не обратил на него внимания, и сел за стол напротив доктора. Он наклонился вперед и ближе придвинулся к мужчине. Результаты его не впечатлили. Бледное лицо. Запавшие глаза. Толстый язык, который торчал между тонкими губами. Доктор выглядел так, как будто он умер месяц назад, но никто не удосужился сказать ему об этом.
Гораций снова решил уйти. Затем он подумал о книге рекордов, о мечте своей жизни, и заставил себя продолжить.
- Мне сказали, что вы могли бы мне помочь.
Красные глаза Рикардо прищурились.
- Помочь тебе? Как?
Это не было незаконно. Но он все еще чувствовал, как будто он заключает сделку с наркоторговцем или ищет проститутку.
- Мне нужна... операция.
- А мне нужен виски.
Гораций привлек внимание бармена и указал на Рикардо. Мгновение спустя у доктора был свежий стакан со спиртным.
- Как насчет тебя? - спросил Рикардо. - Может выпьешь со мной?
- Я тренируюсь.
Плечи Рикардо вздрогнули. Он отпил свой новый напиток и наклонился вперед. От запаха, исходящего от этого парня, Гораций захотел отпрянуть, но он не двигался.
- Что ты хочешь? Что бы я сделал из тебя транссексуала? Хочешь, чтобы я убрал твой прибор, удалил адамово яблоко и пришил тебе сиськи?
Гораций поморщился.
- Нет...
- Я хорош в этом. У меня талант превращать маленьких мальчиков в маленьких девочек. Но они отозвали у меня лицензию. Хотя я помог многим людям.
Перед встречей Гораций навел некоторые справки о докторе, но не упомянул ему о пациенте, который подал в суд на Рикардо. Парень пошел на операцию, ожидая что доктор поправит ему нос, а вышел без члена и с влагалищем между ног.
- Я не хочу быть женщиной.
Гораций вытащил из кармана страницу из книги и осторожно развернул ее.
Улыбающееся лицо Бретта Гантнера смотрело на него с насмешкой. Гораций показал листок доктору.
- Что это такое? У меня нет очков.
- Страница сорок три из Книги Мировых Рекордов Шоули. Бретт Гантнер является рекордсменом по подтягиванию. Семьсот сорок за час.
