София тяжело вздохнула и смерила его задумчивым взглядом. Сердце бешено колотилось у нее в груди.
— Ну хорошо. Продолжайте, я вас слушаю.
— Мое имя Джон Бремер. Вы запомните?
— Джон Бремер. И что же?
— А он купит «Волхвов».
— Вы все это серьезно?
Молодой человек стиснул ее локоть. В этом прикосновении София почувствовала — даже сквозь толстую шерстяную ткань рукава — настойчивую мольбу. У него дрожали губы, точно у обиженного ребенка.
— Он — это Дьявол из Преисподней, — выпалил Бремер. — Все «восставшие из мертвых» погибли. Человек, установивший подлинность триптиха, замучен и убит, тело его обезображено. Та же участь постигла пару, которая нашла мастерскую в Восточной Германии. Обоих пытали и в конце концов умертвили. Не избежал гибели и владелец мастерской — его тело извлекли из Эльбы через три дня после того, как был найден триптих. Его глаза… это чудовищно… Итого, пять человек — пять человек держали «Волхвов» в руках, мисс Эндеринг. Четверо из них мертвы. Я последний.
— Боже правый, — выдохнула София.
Она чувствовала, что Джон Бремер говорит правду, и все же этот разговор казался ей плодом воображения, бредом, порождением дурного сна. Они сами напоминали в тот момент призрачные тени, которые жмутся к стенам домов, избегая открытых пространств. И слова — нет, они обменивались не словами, а таинственными, исполненными угрозы заклинаниями. Нет, это просто смешно. Дьявол из Преисподней…
— Что ж, в таком случае вам следует обратиться в полицию, — решительно заявила она.
— Нет-нет! — Молодой человек замахал руками и в ужасе отпрянул от нее. — Его люди повсюду. Вы единственная, кому мы можем доверять. — Он снова схватил ее за руку. София вдруг поняла, как сильно он напуган, и ей стало жаль его. Жаль их всех. — София, мне больше не к кому обратиться. Все дело в «Волхвах». Вы узнаете участников сделки. Вы можете спокойно задавать вопросы, и никто ничего не заподозрит. А когда вы увидите, кто купит «Волхвов», когда вы узнаете… вы можете незаметно привлечь внимание… властей… ваших друзей в прессе… кого угодно…
София согласно кивнула, и Бремер наконец отпустил ее руку. Голос его сделался тише, теперь он говорил почти скороговоркой:
— Я устроил так, чтобы одну створку триптиха выставили на аукционе от имени некоей благотворительной организации — нечто вроде анонимного пожертвования с самыми благородными целями. Я все устроил. Аукцион «Сотбис». В середине января. Пока картина будет в пути, ей ничто не грозит. Это я и собираюсь сказать им, когда… — София видела, как судорожно дергается его кадык. — Когда они найдут меня, — закончил он и заговорил еще тише: — Он купит, я знаю, он заплатит любые деньги. Вы понимаете, о чем я? На аукционе он наконец обнаружит себя.
Шквальный ветер разорвал облака, и в образовавшуюся брешь выглянула луна.
— Нет, я все же не понимаю. Зачем кому-то платить любые деньги? Зачем убивать? Эта вещь стоит двадцать пять тысяч фунтов, максимум пятьдесят, при условии, если обнаружатся две остальные створки. Почему вы уверены, что кто-то поступит именно так? Ваши люди…
— Мертвы, — сказал он торжественно, словно подчеркивая серьезность момента. — Они все мертвы. И я уверен. Я кое-что знаю о нем. Он ничего не боится, и не будет посылать кого-то вместо себя. Он сам явится на аукцион.
Джон Бремер попятился, и у Софии словно камень с души свалился. Покосившись по сторонам, он снова посмотрел на нее — теперь его взгляд был далеким и отрешенным.
— Я не знаю, зачем он убивает и почему он заплатит любую цену. Но он убивает, и он заплатит. Он выложит любую сумму. Так что его будет легко узнать, потому что покупателем будет именно он. Дьявол из Преисподней. Вы должны помнить об этом. Покупателем будет он…
Софии показалось, что молодой человек ускользает из поля ее зрения, подхваченный течением ночи. Ей хотелось остановить его.
— Послушайте, — пролепетала она. — Вам действительно следует обратиться в полицию. Я не могу…
— Запомните. — Его голос внезапно охрип и зазвучал невнятно. — Тот, кто купит картину, тот и убил меня, убил нас всех. Тот, кто купит «Волхвов»…
На ее глазах он ступил на тротуар, подошел к стене парка, и тень деревьев словно втянула его в себя.
Тот, кто купит «Волхвов»…
Нет, он не повторял этой фразы. Он уже исчез.
Такой чудовищной ночи София не помнила. Несколько часов ее преследовали кошмары. Призрачная фигура Черной Энни оборачивалась тремя царями, сошедшими с картины Рейнхарта «Волхвы». Зловещий коридор Вороньей Рощи превращался в бесконечный лабиринт Белхема, по которому ей приходилось идти на ощупь. Тук-тук. Тук-тук. Запомните, София. Тот, кто купит «Волхвов»… То и дело она просыпалась, объятая ужасом, и снова забывалась тревожным сном. Тук-тук. Тук-тук. Сны были вязкие, они затягивали, подобно зыбучим пескам. Коридор тянулся за коридором, а на темных стенах висели картины, и каждая оказывалась очередной копией «Волхвов». Запомните, София…
Наконец, застонав не то от досады, не то от страха, София усилием воли вырвала себя из объятий сна. Она лежала, уставившись в потолок, и потирала ладонями плечи, чтобы согреться. Все воспоминания стерлись — осталось лишь смутное ощущение враждебности окружающего мира. Знакомые предметы обрели гротескные, гипертрофированные очертания: выставочные экземпляры постеров в высоких рамах, книги по искусству на полке, шведское бюро, привычный силуэт компьютера, стопки книг на полу…
Запищал будильник, включилось радио: «Би-би-си, Радио Четыре. Семь часов утра…» — и вслед за этим раздались сигналы точного времени: «бик-бик-бик…»
«Восставший из мертвых», — внезапно вспомнила София, и у нее екнуло сердце. Сегодня ночью меня убьют…
По радио передавали новости: «Сегодня утром из Темзы извлекли тело немецкого торговца антиквариатом Джона Бремера. Бремер пользовался известностью и уважением среди европейских антикваров. Полиция не исключает, что это убийство совершено сектой сатанистов. Представитель полиции сообщил, что Бремера подвергли ритуальным пыткам. У него были выколоты глаза…»
София привстала.
«… а на груди вырезаны странные знаки».
— О-о! — невольно вырвалось у нее.
Но диктор уже рассказывал о другом. София, прикрыв ладонью рот, вглядывалась в сизый сумрак спальни. За окном слабо брезжил рассвет. Из глубины комнаты, где еще недавно стоял компьютер, на нее смотрело обаятельное юношеское лицо живого Джона Бремера. И только глаза, его чистые, правдивые глаза, были мертвыми — на их месте кровавыми провалами зияли пустые глазницы.
