Скалли дернулась, чтобы вскочить:
— Ему нечем дышать!
— Ему не нужна ваша помощь, — резко остановила ее сестра Абигайль.
— Он сейчас умрет от удушья! — выкрикнула Скалли и бросилась к больному.
Крепыш, как мешок с ветошью, повалился на пол.
— Уберите брата Аарона из столовой! — властно распорядилась хозяйка. — Мы пригласили вас сюда не для того, чтобы вы вмешивались.
Скалли на помощь не успела. Один из мордоворотов, встречавших агентов ФБР в лесу, перехватил ее на полдороге. Тело брата Аарона поспешно, но деловито и без суеты вынесли из комнаты.
— Мы заботимся о себе сами и разбираемся с нашими людьми тоже сами, — строго, глядя Молдеру прямо в глаза, сказал юноша-кучер.
Напарники переглянулись. И хотя не его, а Дэйну держали сейчас за руки, Фокс чувствовал то же самое, что и она: держат крепко, не вырваться. Надо стерпеть.
Перевертыш:
Он очень торопился. Он знал, что осталось совсем недолго. Скорее всего, считанные дни. Как ни малы были его знания о внешнем мире, он все же понимал, что рано или поздно его связь с умершими игрушками будет замечена и полицейские попытаются его схватить. Да что там — уже пытаются. Однако он принял все меры предосторожности, какие только смог придумать, и считал себя вправе гордиться. Он недаром назывался Познающим — открывающим новое, искателем знания, лучшим из лучших. Ни один из братьев и сестер общины не смог бы так долго продержаться во внешнем мире, не привлекая к себе внимания. Большее, что смогли до него, — наладить хиленькую торговлишку да научиться отваживать надоедливых туристов. Он был лучшим! А чем ему отплатили? Несправедливым наказанием? Ежедневным унижением? Тем, что его, Познающего, во искупление заставили заниматься бессмысленной черной работой? И за что — за подростковую шалость. За обыкновенную неосторожность. За полудетское любопытство. За грех, который на протяжении непомерно долгой, по меркам внешнего мира, жизни вольно или невольно совершал каждый третий «родственник»...
Он сухо закашлялся. Конечно, за этот грех расплата была обидной и несоразмерной. Но как знать — возможно, его тогда наказывали впрок. За нежелание раскаяться, которое ему удалось скрыть и три года, и год назад. За отсутствие чувства вины. За жгучее желание снова впасть в грех, не считаясь ни с моральными запретами, ни с неизбежными смертями людей внешнего мира, ни с горестным отчаянием единственного истинного брата.
Его знания позволяли ему создать стройную теорию о любви к свободе, о благородной мести или даже обосновать свои действия как последователя восставших Ангелов — он одинаково хорошо знал и учение общины, и искаженную версию внешнего мира...
Только нет смысла лгать самому себе. Теперь ему неизбежно предстояло заплатить так много, что новый грех стал неразличим в череде предшествующих, а все полицейские этого мира могли всего-навсего лишить его нового наслаждения — из немногих оставшихся.
Община «родственников»
Третий день
Поздний вечер
На фоне глухих черных пальто багровели тусклые фонари и освещенные ими суровые лица. Ночной лес по сравнению с ними казался приветливым и теплым.
— До вашей машины — одна миля. Идите по тропинке и не сворачивайте, — сухо напутствовал брат Оукли федеральных агентов, возвращая им обоймы. — Фонари можете оставить на дороге.
Дэйна и Фокс, вооруженные древними керосиновыми фонарями, отделились от толпы провожатых и отправились восвояси. Молдер не удержался, пробормотал на ходу:
— Спасибо за сотрудничество.
Отойдя достаточно далеко, чтобы его не услышали чрезмерно гостеприимные «родственники», он подвел итог увиденному:
— Семейка Адамсов, открывшая для себя религию.
— Верни меня обратно в двадцатый век, — устало попросила Скалли. Выбраться отсюда самостоятельно она уже не чаяла.
— Ты что, приняла это за чистую монету, Скалли? Так просто во все и поверила?
— Во что?
— Ну, в это — «мы разбираемся со своими сами» и «Господь следит за своими детьми»?
— Лучше бы это оказалось неправдой. И тогда тот человек за столом не умер бы.
— Я думаю, это делается преднамеренно.
— Что? Удушение?!
— Нет. Показная простота. Я думаю, «родственники» что-то знают. Это видно по глазам — по тому, как они переглядываются друг с другом.
— И они знают, кто убийца?
— Они — ты заметила? — не ответили ни на один наш вопрос. Зато каким-то образом получилось так, что мы ответили на все их вопросы. Ты заметила, что их задавали вполне осознанно, с какой-то целью? А потом последовала дурацкая вспышка гнева — этого, как его, — брата Уилтона. А почему у них нет детей? Ты не знаешь?
— Не знаю. А ведь это действительно странно. Может быть, их где-то прячут? Не разрешают видеться с чужаками?
— Ага, в погребе выращивают. Как грибы. Такое ощущение, что у этих «родственников» родственные связи вообще отсутствуют. Ни намека на нормальные человеческие отношения. А знаешь что совсем странно? Помнишь фотографии, которые мы рассматривали сегодня в магазине, в Стивстоне? Ну те, еще тридцатых годов? Клянусь, некоторые из этих лиц я видел сегодня за обеденным столом, — Фокс сунул в рот пару семечек. Ему страшно хотелось пощелкать семечек на протяжении нескольких последних часов, но он не был уверен, что его привычка не вызовет проповеди об оскорбленных чувствах или разврате внешнего мира. Проповедей Молдер наслушался сегодня лет на пять вперед. Даже голова разболелась и начинала кружиться от любого резкого движения.
— Видимо, эти люди долгие годы вступают в брак только между собой, и определенные внешние черты передаются из поколения в поколение... — Скалли, как всегда, пыталась объяснить любую странность рационально.
— Может быть. Может быть, я в это даже поверю — если ты мне покажешь хотя бы одного местного ребенка. А может быть, не все такое черно-белое, как это кажется на первый взгляд. — Молдер прикрутил винт, удушив язычок пламени.
— Что ты делаешь? — ошарашенно спросила Скалли.
— Между прочим, собак у них тоже нет. А сторожевых лошадей я пока не встречал. Так что я хочу вернуться и немножко поподглядывать.
Фокс поставил тяжелое керосиновое сооружение на землю и двинулся обратно. Скалли, проклиная про себя все на свете, особенно любителей черно-белой расцветки и любознательных профессионалов-напарников, погасила свой фонарь и бегом бросилась следом.
Между прочим, Молдер и Скалли находились всего в трехстах метрах от того места, где была найдена первая жертва таинственного убийцы. Но почему-то и мельком не вспомнили о преступлении годичной давности. Возможно, виной тому были бесконечные проповеди, вымотавшие обоих агентов до изнеможения. А возможно — легкое головокружение и странная рассеянность, заставлявшая обоих сосредоточиваться даже на самых простых, конкретных действиях, не отвлекаясь на воспоминания.
