В этом уюте и безопасности он какое-то время просто стоял и смотрел сквозь стекло — мясистые, какие-то скабрёзные болотные огоньки удильщиков; zooxanthellae, осыпающиеся роскошным снегопадом; сатанинские искорки бельдюг, таранящих свой путь сквозь склизкие отходы рыбьей жизнедеятельности, — и в который раз эта кишащая жизнью бездна представилась ему как элегантная метафора рекламы: по красивым огонькам нипочем не догадаешься, какие чудища с иглоподобными зубищами хищно рыщут во тьме.
Реклама, подумал он, с обагренными зубами и когтями…
Позже он проглотил сразу несколько пилюль от аллергии, завалился в свою подводницкую узкую койку и моментально забылся сном.
* * *
А вот компьютер спал беспокойно.
Он чувствовал, как где-то внутри, глубоко в переплетениях нервов, что-то шевелится. Нечто не от мира сего, пышущее желанием родиться на свет.
Рекламное объявление.
Последний, заброшенный проект Вейля, уж с месяц зревший нарывом в воображении организма. На первый взгляд самая обычная, даже, пожалуй, скромная реклама — с главным героем в виде Христа Иисуса, Спасителя — прекрасного, раненого Агнца Божьего — само воплощение бесконечного сострадания, сплошь сусальное золото и византийский багрянец, накручивала объём продаж фирменной жвачки многоразового использования…
На поверхности — стандартная реклама, предназначенная для массового запуска. Только в самом её чреве, посреди рекламных навороченных кишок, гений Вейля проявился в полной мере.
Ибо это было нечто совершенно новое. Новорожденный вид; прорыв в рекламном мире, подобный той древней рыбе, которая выпрыгнула на сушу попробовать свои новоприобретённые лёгкие. Нечто, обнаруживающее ретровирусные тенденции; неодарвинианская сущность, предназначенная к выживанию в бесчеловечно экстремальных условиях, под глубинным давлением самых невозможных категорий потребителей… Она была в крайней степени амфибией, готовой приспосабливаться, совместимой с любыми носителями — способной изобрести совершенно новые средства передачи информации в том случае, если других под рукой не оказывалось…
Разумеется, после того, как Вейль подцепил свою аллергию, он вынужден был положить проект на полку: он позабыл о нем много недель назад.
Так что реклама до сих пор была рабочим проектом, почти наброском.
Но у неё уже была своя цель. Настоятельная потребность.
Превыше всего на свете ей хотелось, чтобы её увидели.
* * *
На следующее утро Вейль проснулся, как с ним часто бывало последнее время, от жуткой чесотки.
Сегодня, однако, раздражение было сильнее обычного; кожа его звенела и гудела от пронимавшей до костей мýки, руки его двигались сами по себе, расчёсывая все новые высыпания, лиловые прыщики сочились и покрывались коростой, набухшие волдырики и гнойные болячки источали клейкую жижу…
Он притащился в ванную, рывком распахнул аптечку и весь намазался триамцинолоном, флюоцинолоном, метилпреднизолоном; броскими адренал-кортикостероидными мазями и светящимися интерфероновыми притираниями, пока не стал похож на придурка в маске смерти, не допущенного к участию в третьеразрядном забеге клоунов-пришельцев.
Он стал ждать, чтобы зуд прошел.
Он не проходил.
Раздражение было непереносимо.
Было такое ощущение, как будто он вступил в контакт с аллергеном. Как будто какая-то реклама нарушила неприкосновенность его квартиры.
Но времени размышлять не было: зуд становился всё сильнее. Уже он в своём честолюбии не желал ограничиться одной его кожей, охватывал другие сферы, подчинял себе его волосы, язык, зубы…
Принялся за его внутренности: лёгкие, пищеварительный тракт от горла до анального отверстия…
Даже сердце у него чесалось.
Он чувствовал, как оно, внутри, невыносимо подергивается с каждым ударом; раздражение проходило сквозь мускул как радар, очерчивая тонкую структуру его предсердий и желудочков…
И вот он уже стоял посреди кухни и понятия не имел, как он туда попал.
И держал в руке нож.
Тут он понял, что хотел себя освежевать, всадить нож глубоко под кожу, чтобы добраться до источника проклятой чесотки…
Тут он увидел компьютерную мазь доктора Кребс, с предельно ясной наклейкой «Не предназначено для лечения людей», но Вейлю было не до рассуждений; возбужденные руки уже отвинчивали колпачок, смазывали болячки бесцветным веществом из тюбика…
Эффект был мгновенный и целительный: оздоравливающее тепло разливалось повсюду, где только его кожи касалось снадобье; эротическое сочетание удовлетворенности и глубокого облегчения струилось по тканям его тела. Это было чувство до того всеобъемлющее — почти священное, отпущение грехов на клеточном уровне, — что он расплакался.
Вскоре его охватила волна усталости.
Он еле добрался до постели и провалился обратно в сон, кувырком в бездонные глубины, в сны черные, холодные и неизменные…
* * *
Сущность в компьютере росла, подобно раковой клетке.
Хотя нельзя сказать, что куботел, чьё ЦПУ было выращено из одомашненных злокачественных опухолей, не сталкивался раньше с раком.
Рак теперь имел много убийственных областей применения.
К несчастью, эта опухоль по стилю действия была старой школы. Она была наглой. Беспардонной. Безудержное метастазирование, и никакого уважения к нуждам других тканей…
Скоро куботел почувствовал, что его начало покалывать.
* * *
Вейль проснулся около пяти часов дня.
Он как в тумане выкарабкался из постели и тут же свалился на пол. Не то чтобы от боли, а нечто странное: что-то у него было с подошвами ступней.
Они были податливые, как губка, чрезвычайно чувствительные.
И руки тоже. Ладони, кончики пальцев.
До него дошло, что они были покрыты, как пупырышками, человечьими сосками.
И запястья, и руки, и плечи.
И даже (обнаружил он, когда осторожно добрался до зеркала в ванной) его лицо.
И, можно сказать, всё его тело.
Даже на его собственных сосках были соски…
Он выковылял из ванной, и дверь за ним закрылась.
* * *
Вейль так и не заметил, что куботел тоже был в некотором раздрыге чувств.
Чего говорить, будь у него ротовое отверстие, он бы им сейчас вопил.
Но Вейль, не одобрявший говорящие компьютеры, так и не установил ему рот.
И тот молча страдал в муках, пока сущность внутри содрогалась в схватках с энергией насекомого, растягивая и натягивая влажную кожу компьютера, разрывая себе влагалищное отверстие, источая лимфу…
