Черный доктор медленно повернулся к Далу; губы его непреклонно сжались. Пока он говорил, его лицо потемнело от гнева.
— Пойдите и не имею ничего против лично этого разумного существа Возможно, он докажет, что станет знающим врачом, хотя я и не могу в это поверить. Возможно, он продолжит медицинские традиции, чад установлением которых мы так долго работали, хотя я в этом сомневаюсь. Но я знаю наверняка, что, если мы разрешим ему стать полноправным врачом, это будет началом конца Земли-Больницы. Мы будем распродавать то, на чем основано наше положение при заключении межпланетных сделок. Мы можем забыть наши надежды на членство в Конфедерации, поскольку такой, как он, в этом году, будет означать двоих на следующий, десятерых — на следующий, и конца этому не будет. Мы должны были бы остановить все это восемь лет назад, но некоторые взяли верх и позволили Далу Тимгару учиться. Если мы не остановим это сейчас — и навсегда, — то мы никогда уже не сможем этого остановить.
Черный доктор медленно сел, жестом подозвав глубины комнаты санитара. Санитар принес стакан воды и маленькую капсулу, которую Черный доктор Таннер с усилием проглотил. Пока остальные врачи возбужденно переговаривались, встал Черный доктор Арнквист.
— Если я правильно понял, ты утверждаешь, что наше высочайшее призвание — удержать медицину в руках одних землян? — сказал он без нажима.
Доктор Таннер вспыхнул.
— Наше высочайшее призвание — обеспечивать качественной медицинской помощью всех больных, — ответил он.
— Наилучшей возможной медицинской помощью?
— Я никогда не говорил иначе.
— И все же ты отрицаешь ту древнюю традицию, согласно которой обязанность врача — содействовать его пациентам в их помощи самим себе, — сказал Черный доктор Арнквист.
— Я такого не готовил! — закричал Хьюго Таннер, вскакивая. — Но мы должны защитить свои интересы. У нас нет других способностей, ничего такого, что можно было бы продавать.
— А я говорю, что если мы должны продавать свое медицинское искусство прежде всего для собственной выгоды, то мы не достойны быть целителями ни для кого, — огрызнулся доктор Арнквист. — Ты очень убедительно излагаешь свою точку зрения, однако, если мы пристально ее изучим, то увидим, что от нее не останется ничего, кроме страха и эгоизма.
— Страха? — вскричал доктор Таннер. — Чего нам бояться, если мы можем удержать наше положение? Но если мы должны уступить гарвианину, который, прежде всего, не имеет отношений к медицине, то что нам еще остается, кроме страха?
— Если бы я был по-настоящему убежден, что земляне — лучшие врачи в галактике, — ответил Черный доктор Арнквист, — я не думаю, что мне пришлось бы чего-то опасаться.
Черный доктор, стоявший на другом конце стола, трясся от ярости,
— Нет, вы только послушайте! — закричал он, обращаясь к присутствующим. — Опять он защищает это существо и поворачивается спиной к здравому смыслу. Все, о чем я прошу — это чтобы мы оставили наше искусство среди нашего собственного народа и избегали внедрения в нашу среду посторонних, что, без сомнения, повлечет…
Доктор Таннер умолк на полуслове; его лицо внезапно побелело. Он закашлялся, схватился за грудь и осел, шаря в поисках коробочки с лекарствами и стакана воды. Через несколько мгновений он смог вздохнуть и покачал головой.
— Мне нечего больше добавить, — слабо сказал он. — Я сделал, что мог, а решать вам.
Он опять закашлялся, и краска медленно вернулась на его лицо. Голубой доктор поднялся помочь ему, но Таннер отмахнулся.
— Не надо, не надо, ерунда. Я позволил себе рассердиться.
Черный доктор Арнквист развел руками.
— В теперешнем положении я не собираюсь давить на больную мозоль, — сказал он, — хотя думаю, что доктору Таннеру неплохо бы прервать свою деятельность на время, достаточное для хирургического вмешательства, которое сделает его гнев менее опасным для его собственной жизни. Но он представляет определенную точку зрения, и его право изложить ее не подлежит сомнению, — Доктор Арнквист оглядел сидевших за столом. — Решение — за вами, джентльмены, я бы только просил, чтобы вы приняли во внимание, что наше действительно высочайшее призвание — это долг, перевешивающий страх и самолюбие. Я полагаю, Дал Тимгар будет хорошим врачом, и это более важно, чем то, с какой он планеты. Я думаю, он не уронит чести Земли-Больницы, куда бы он ни попал, и сохранит профессиональную и личную верность нашей планете. Я буду голосовать за принятие его кандидатуры, и, таким образом, сведу на нет противоположное мнение моего коллеги. Решающие голоса — у вас.
Он сел, а Белый доктор посмотрел на Дала Тимгара.
— Вам лучше подождать за дверью, — сказал он. — Мы вызовем вас, как только примем решение.
Было около полудня; Дал ждал, подкармливая Пушистика и пытаясь хоть на время выбросить из головы горячий спор, все еще бушевавший в зале совета. Пушистик от испуга дрожал мелкой дрожью; неспособное говорить, крошечное создание тем не менее явно испытывало чувства, хоть сам Дал и не знал, ни как оно получало необходимые для этого впечатления, ни почему.
Но Дал знал, что между чувствами крошечного розового существа и тем необычным талантом, о котором говорил прошлой ночью Черный доктор Арнквист, существовала связь. То, чем обладал народ Дала и он сам, нельзя было назвать телепатическими способностями. Трудно однозначно определить, что именно это было, и все же Дал понимал, что каждый гарвианин в какой-то мере зависел от этих способностей, имея дело с окружающими. Он знал, что, когда Пушистик сидел у него на руке, он мог ощущать чувства тех. кто были с ним рядом — гнев, страх, счастье, подозрение, — а еще он знал, что, при определенных обстоятельствах, каким-то ему самому не вполне понятным образом, он мог по своей воле менять чувства окружающих в благоприятном для себя направлении. Может быть, ненамного и неконкретно, но как раз достаточно, чтобы заставить их смотреть на него и на его желания с большей симпатией, чем они могли бы в противном случае.
Все годы, проведенные на Земле-Больнице, он неусыпно избегал пользоваться своей необычной способностью. Он и так достаточно отличался от землян наружностью, образом мыслей, симпатиями и антипатиями. Но те отличия не давали ему преимуществ, а он понимал, что, если бы его однокурсники когда-нибудь только заподозрили даже о таком небольшом преимуществе, — никаких надежд стать врачом у него бы не осталось.
И в зале совета он сдержал слово, данное доктору Арнквисту. Он чувствовал, как трепещет Пушистик у него на плече; он ощущал сильнейшее раздражение в мозгу Черного доктора Таннера, и искушение осторожно смягчить это раздражение почти захлестнуло его, но он отклонил это искушение. Он отвечал на задаваемые вопросы и прислушивался к полемике с растущей безнадежностью.
