Ласковин понимал колебания Смушко. Степаныч — осторожный человек. Если решит, что откровенность может не понравиться отцу Егорию или, хуже того, подтолкнет Потмакова в опасную сторону, ничего Андрею не скажет. С другой стороны, Смушко знал своего пастыря: решив действовать, отец Егорий не отступал, пока не добивался своего.
— Мы хотим с ним встретиться, — сказал Ласковин.
— С Пашеровым?
— Да.
— Это трудно.
— Знаю.
Андрей действительно знал. Потому что вот уже неделю они пытались «выйти» на господина Пашерова, депутата, председателя двух комиссий, ответственного секретаря третьей и исключительно занятого человека, нигде не появлявшегося иначе как в сопровождении трех телохранителей.
Наивное предположение отца Егория о том, что депутат должен встречаться с избирателями, не оправдалось. Да, у Пашерова был кабинет, а на дверях кабинета значились приемные часы. И в эти часы любой гражданин мог войти в дубовые двери этого кабинета. Но Пашерова за ними не было. Прием вел секретарь. А отец Егорий желал лично пообщаться с Анатолием Ивановичем. Два дня назад Ласковину удалось издали взглянуть на господина Пашерова, когда тот, окруженный тремя здоровяками, вышел из подъезда дома на набережной Мойки и проследовал в «мерседес». Все, что мог заметить Андрей, это то, что фигура у господина депутата непредставительная, полностью затеняемая могучими торсами охранников. Будь Ласковин снайпером, собравшимся пристрелить Пашерова, ему пришлось бы нелегко. Но Ласковин не был снайпером и не собирался убивать господина депутата, пока «суд» в лице Игоря Саввича Потмакова не вынесет ему приговор. Если вынесет.
— Я пытался выйти на него, — наконец изрек Степаныч. — Думал в благотворители его уговорить. Он же известный меценат: студию хореографическую спонсирует, выставочный зал, в прошлом году тысячу долларов пожертвовал Мариинскому театру. Шум был — будь здоров.
— Откуда ж такие средства у народного депутата? — осведомился Ласковин.
— «Совкомбанк», банк «Народный», инвестиционный фонд «Надежный». И в каждом господин Пашеров — первое лицо. Хотя и неофициально. Официально он только ходатай. Ходатайствует депутат ЗАКСа перед правлением — и правление переводит! — Степаныч усмехнулся. — Отчего бы и не перевести? Когда миллиарды отмываются, бывает, миллиончик-другой и брызнет в сторону. Поначалу-то я этого не знал, знал бы — и не пробовал. От нас ведь отдачи не будет: ни балериночек, ни картин на международные аукционы. Однако, — другим тоном продолжал Смушко, — не любят его крепко. Выскочка. За каких-то три года из ничего поднялся и просеку после себя оставил — будь здоров. Но удачлив: ни разу не прокололся. А теперь его разве что из гранатомета достать можно. Лучше уж вам колдуна какого-нибудь в оборот взять! — высказался он откровенно.
— Решать не мне, — ответил Андрей.
— Не прибедняйся. Попробуй спустить на тормозах, а я батюшку делами общинными развлеку. Глядишь, и образуется.
— Я понимаю, — согласился Андрей.
— Вот и договорились, — кивнул Степаныч. — Пойдем пивка выпьем, пока батюшка не видит! — И подмигнул — Не согрешишь — не покаешься! Ты, кстати, почему за зарплатой не ходишь?
— За какой зарплатой? — удивился Ласковин.
— Своей. Ты же у меня оформлен как секретарь-референт по специальным вопросам. Нравится?
— Да есть у меня деньги!
— Можешь обратно отдать! — сказал Смушко. — Но получить — должен. Иначе нас налоговые с требухой сожрут. Вот кто истинно слуги сатаны! — И рассмеялся.
Вторая дверь, со стороны коридора, открылась, и в комнату заглянул Сарычев.
— Ласковин? Тебя ищу! Стрелять поедешь?
— Вчера же ходили! — сказал Андрей, которому лень было на ночь глядя выбираться на мороз.
— Каждый день! — заявил Сарычев. — Каждый день тренироваться надо! Иначе рука отвыкнет!
— Езжай! — поддержал Смушко. — Толку от тебя никакого. Пиво пить со мной отказался! — сообщил он Пете.
— Это правильно! — одобрил Сарычев. — Ну давай, Андрюха, одевайся, я в машине жду!
— Езжай! — еще раз повторил Смушко. — Завтра отоспишься. У нас с батюшкой утром, — подмигнул, — дела!
«Дела» с умелой руки Степаныча растянулись на целых три дня. Первый из них Ласковин откровенно пробездельничал. Спал до десяти, до обеда провалялся с книжкой, поел, поболтал с охранником: дал пару советов как специалист на тему ложных срабатываний инфракрасных датчиков. Провел час в «собачнике», поиграл с Брейком, кобелем-трехлеткой, питавшим к Ласковину расположение. Второй кобель, Браконьер, того же помета, но мельче и нравом мрачнее, наблюдал за ними из-за барьера (чтоб не сшибли ненароком) с явным осуждением. Кинолог утверждал, что Браконьер — толковый пес, а Брейк — просто кусок собачьего мяса. Но Ласковину жизнерадостный овчар нравился. Возиться с прыгающей на тебя пятидесятишестикилограммовой овчаркой — еще та гимнастика. Через полчаса Ласковин взмокал, как после двухчасовой тренировки, при том, что и человек, и пес обращались друг с другом аккуратно. Так прошел день. Вечером, после службы, Андрей долго разговаривал с отцом Егорием. О вере.
Про депутата Пашерова ни тот ни другой не вспомнили.
Второй день Ласковин решил использовать с толком. И с самого утра поехал в зал. Тренировался практически в одиночестве. Только к двенадцати явилась гусевская группа. Грудастенькая Вероника совету Ласковина не вняла, лифчик по-прежнему не носила. Впрочем, ее дело.
Наташи не было.
Часа в два Ласковин навестил Митяя. У того был выходной. Поболтали, распили бутыль «Бурбона» (один из клиентов расщедрился на презент), вспомнили старых друзей. Хорошо посидели, одним словом. Часов в восемь Ласковин засобирался.
— Я-то думал, у меня заночуешь, — огорчился Митяй. — Хоть поужинай, что ли?
— Митяй! — возмутился Андрей. — У меня еще половина обеда в желудке лежит! Какой ужин!
— Ладно, ладно! Куда едешь-то? — понизив голос. — К девчушке? — И воровато оглянулся в сторону кухни, где возилась с посудой жена.
— Стрелять еду! — разочаровал друга Ласковин. — Я теперь в стрелки подался, как тебе, а?
— Доброе дело! Тридцатник на носу, хватит руками махать! А кстати, — снова понизив голос, — тут тобой милая девушка интересовалась, угадай, кто?
— Разве сосчитаешь! — залихватски махнул рукой Ласковин.
— Ну, брат, такие глаза — одни на тысячу. И когда ты только успел?
— Ладно темнить, что за девушка?
— Гусёвая!
— В смысле?
— В смысле: гусь орлу не товарищ! Наташа ее зовут.
