4
Пустыри были хорошо знакомы Биллу. Он здесь часто играл весной, иногда с Ричи, чаще всего с Эдди, а порой и один. Не то чтобы он знал каждый кустик, каждое дерево, но сориентироваться он мог без особого труда, вот и теперь он безошибочно двинулся в сторону Канзас-стрит. Он вышел у деревянного моста, в том месте, где Канзас-стрит пересекал безымянный ручеек, стекающий из канализационной трубы по откосу и впадающий в Кендускиг. Сильвер был спрятан под мостом, руль его толстой веревкой привязан к опоре моста так, чтобы колеса не касались воды.
Билл развязал веревку, сунул ее за пазуху и потащил Сильвер на тротуар. Это оказалось делом нелегким. Билл весь взмок, с трудом отдувался и раза два, потеряв равновесие, шлепался на мягкое место.
Наконец Сильвер стоял на тротуаре. Билл перекинул ногу через высокую раму.
И как всегда, едва он оказывался в седле, он неузнаваемо преобразился.
— Гони, Сильвер! Гони!
Эти слова вырвались у него громче обычного, это был голос почти взрослого человека. Сильвер медленно разгонялся, спицы мелькали все быстрее и быстрее. Билл привстал с седла, вцепился в резиновые рукоятки руля. Он походил на штангиста, пытающегося взять рекордный вес. На шее выступили жилы, на висках пульсировали вены, губы дрожали в гримасе натуги, когда он вступил в знакомую схватку с весом и инерцией велосипеда. Усилия Билла были столь велики, что, казалось, еще немного, и у него лопнет мозг.
И, как всегда, усилия увенчались успехом.
Сильвер пошел быстрее. Дома уже не маячили, а проносились мимо. Слева, где Канзас-стрит пересекалась с Джексон-стрит, Кендускиг впадал в Канал. Миновав перекресток, Билл стремительно поехал в гору, в деловой центр Дерри.
Перекрестков становилось все больше, но, к счастью, Билл ехал на зеленый свет. Мысль, что какой-нибудь пьяный водитель может поехать на красный свет и раздавить его, Билла, всмятку, никогда не приходила ему в голову. Даже если и приходила, вряд ли бы он сейчас осторожничал. Рано или поздно он мог бы осознать опасность, но эта весна и начало лета оказались самым бурным временем его жизни. Бен был бы ошеломлен, спроси его, не одиноко ли ему; точно так же и Билл был бы ошеломлен, если бы его спросили, не играет ли он со смертью. «К-конечно, нет!» — тотчас ответил бы он в негодовании, но с наступлением лета все так же стремительно мчался по Канзас-стрит, точно японец в атаку с криком «Банзай!».
Этот участок Канзас-стрит назывался Спуском. Билл прошел его на полной скорости, пригнув голову, чтобы уменьшить сопротивление ветра. Одну руку он держал рядом с потрескавшимся от времени резиновым клаксоном, чтобы при надобности просигналить. Его рыжие вихры развевались на ветру. Гримаса натуги превратилась в широкую улыбку — улыбку недотепы. Жилые дома справа сменились деловыми постройками, по большей части это были склады и заводы по переработке мяса. Их неясные очертания проносились так стремительно, что дух захватывало. Слева мигнул огоньком Канал.
— Гони, Сильвер! Гони! — торжествующе прокричал Билл.
Сильвер перелетел через бордюр тротуара, и, как обычно в таких случаях, ноги Билла потеряли контакт с педалями. Теперь он перешел на свободный ход, оказавшись всецело во власти Всевышнего. Но Всевышний хранит малых сих… Билл свернул на улицу, скорость упала с двадцати миль в час до пятнадцати.
Все отошло назад: заикание, пустые воспаленные глаза отца, копавшегося в гаражной мастерской, толстый слой пыли на крышке закрытого фортепьяно (после гибели Джорджа мать за него не садилась). Последний раз она играла на его похоронах: три методистских гимна. Джордж вышел из дома в дождь, в желтом непромокаемом плаще. В руках он держал бумажный кораблик, смазанный парафином, а через двадцать минут появился мистер Гарднер, неся безжизненное обезображенное тело Джорджа, завернутое в пропитанное кровью одеяло. Отчаянные вопли матери… Все это теперь отошло назад. Теперь он, Билл, был Одиноким Объездчиком Боу Дидли, был всем кем угодно, кроме того, кто плачет от страха и зовет на помощь маму.
Сильвер летел как стрела, Билл Денбро слился с ним в один силуэт, их тень бежала позади. Под оглушительный стрекот спиц они миновали Спуск. Билл снова поймал ногами педали и принялся крутить их что есть силы. Он хотел прибавить скорость, даже не то чтобы прибавить, а довести ее до гипотетической, если не скорости звука, то до скорости памяти, чтобы пробить барьер боли. Билл мчался, чтобы превзойти себя.
Стремительно приближался большой перекресток, где соединялись Канзас-стрит, Сентер-стрит и Мейн-стрит, — перекресток с ужасным односторонним движением, противоречивыми дорожными знаками и странными светофорами, которые должны были загораться синхронно, чего на самом деле никогда не случалось. В результате, как было сказано в одной передовице деррийской газеты «Ньюс» за прошлый год, возникла «на редкость трудная транспортная развязка, которую могли создать только в аду».
Как обычно, Билл стрелял глазами направо и налево, пережидая транспортный поток и выискивая спасительные промежутки между машинами. Если бы его подвел глазомер, если бы он запнулся, как в речи, он получил бы тяжелую травму или разбился бы насмерть.
Билл стрелой влетел в медленно движущийся транспортный поток, прямо на красный свет, и тотчас свернул направо в центральный ряд, чтобы избежать столкновения с неуклюжим «бьюиком». Билл мельком глянул через плечо — сзади машин не было. Он снова посмотрел вперед и увидел, что еще бы секунд пять, и он бы врезался в заднюю дверь пикапа, остановившегося прямо посредине перекрестка. Какой-то раззява водитель, высунув из кабины голову, решил, по-видимому, прочесть все дорожные знаки, чтобы убедиться, что он свернул куда надо и рано или поздно эта дорога приведет его на Майами-Бич.
В правом ряду двигался междугородный автобус «Дерри — Бангор». Билл тем не менее свернул в этот ряд и проскочил на скорости около сорока миль в час в узкий промежуток между стоявшими пикапом и автобусом. В последнюю секунду Билл резко свернул в сторону, точно солдат-службист, в ретивом порыве принявший равнение, и вовремя: иначе зеркальце на кабине пикапа заехало бы ему по зубам и выбило их добрую половину. От автобуса горячо пахнуло дизельным топливом, и горло обожгло словно алкоголем. Билл услыхал пронзительный надрывный гудок: ручка руля скользнула по боку автобуса. Билл заметил побледневшее как полотно лицо водителя в фирменной фуражке «Гудзон Бас Компани». Водитель погрозил Биллу кулаком и что-то прокричал. Очевидно было, что это далеко не приветствие.
