— Можно продать мою машину на запчасти, — советует Барбара. Разобрать.
— У тебя драгоценности дома есть?
— Посмотрите сами, если хотите, но вообще-то нет. Только дешевая бижутерия. Ничего у меня нет — только кошка. Холодная пицца есть. Можно купить пива.
— А тетка-то с прибабахом, — замечает Рибок.
— А по-моему, у меня голова работает лучше, чем у вас у всех, заявляет Барбара. Всплеснув руками, она добавляет:
— Если вы хотите меня изнасиловать, это лучше сделать у меня дома — там безопаснее. Если хотите разобрать машину на запчасти, давайте поедем и сделаем это. Но тут нам нельзя оставаться — люди обратят внимание, что мы торчим на стоянке неизвестно зачем.
Ви-Джей глядит на Рибока. Ей неясно, что выражает этот взгляд.
Барбара решает, что пора кое-что им предложить:
— Между прочим, я знаю место, где лежат деньги. Целая куча. Они в сейфе, но мы можем их добыть.
Эйвери знает, что сегодня все пройдет на ура, потому что ладони у него покрылись липким потом. Он такие вещи нутром чует. Смотрит на часы, стоящие на столе. Через пять минут Бельма будет здесь — в наряде, который он купил ей в той лос-анджелесской лавочке, — и маленький дружок Эйвери уже толкается ему в бедро, весь содрогаясь, как от электротока; к яйцам от него словно протянут высоковольтный кабель, а ладони липкие, и волосы на загривке стоят дыбом — все потому, что он пытается не думать о том, что она сейчас войдет в его кабинет в том самом наряде под плащом. Конечно, иногда она ведет себя, как стерва, дело житейское, но — Господи ты, Боже никто так, как она, не умеет играть в те игры, от которых его бросает в жар. Теперь они развлекаются всего раза два в месяц, и это правильно. Ему скоро стукнет пятьдесят, пора экономить энергию. Стало сложно запускать мотор без чего-нибудь этакого, без бонуса, а Ведьма для своих сорока пяти очень даже…
Звонит телефон.
— Агентство недвижимости Бичема, — произносит Эйвери в трубку.
Дамочка на том конце провода желает узнать, что он может предложить ей в аренду. Интересно, какое на тебе белье, говорит он дамочке мысленно. А вслух произносит:
— Если хотите, я попрошу Вельму показать вам этот дом завтра утром. Настоящее сокровище… нет, сегодня вечером не очень удобно…
Дамочка без умолку толкует о том, что ей "нужно". Что ей нужно от дома, который она хотела бы снять. Изображая, будто внимательно слушает, Эйвери предается мечтам. Неплохо было бы закрутить с этакой свеженькой пышкой, МОЛОДЕНЬКОЙ такой, сдать ей дом за чисто номинальную цену, а взамен пусть иногда зовет его в гости. Беда в том, что Вельма проверяет все арендные счета. Она заметит, что цифры не сходятся. Жена — как колодка на шее. Ну да ладно, Вельма неплохая баба. Любит игры, любит развлекаться в кабинете, посреди бела дня. Лишь бы шторы были задернуты.
Он вспоминает одну девчонку с Филиппин, где он служил во флоте. Он перевелся на другую базу через два дня после того, как она объявила, что беременна. Можно подумать, она случайно залетела, м-да. Но какая попка. Манюсенькая золотистая попка. Ему вспоминаются бумажные фонари, которые подарил ей какой-то японский матрос. Дрожащие цветные блики на стене от бумажных фонарей, качавшихся на ветру вместе с манговым деревом, пока он трудился над этой золотистой попкой. Да-а.
Телефон попискивает, оповещая, что ему еще кто-то звонит; отделавшись от дамочки (с удовольствием сделаю все, что вам НУЖНО), он переключается на следующего абонента. Это его юрист, кровосос-хуесос. — Сколько ты с меня сдерешь за этот звонок, Хайдеккер? — спрашивает Эйвери, высматривая в окно машину Вельмы. Ее пока нет. А чей это желтый "аккорд"? Знакомая вроде бы машина…
— Нет, за этот звонок я не возьму денег, — говорит Хайдеккер. Послушай-ка…
— Ты меня уже достал, приятель, — пернешь со мной в одном лифте и тут же счет присылаешь. Ясно?
— Слушай, мне нужно только, чтобы ты подписал просьбу о судебном запрете, а я ее судье Чэню перешлю через часок…
— Да подпишись ты сам за меня, черт. Валяй. — Дьявольщина, Хейдеккер навел его на мысли о Барбаре и, разумеется, член тут же начал съеживаться. Он пытается не думать о Барбаре, у него просто сердце останавливается от страха, когда он видит, как она шляется вокруг его дома, следит за ним с автостоянки…
— Я не имею полномочий. Надо, чтобы ты сам подписал. Может, ты хочешь наделить меня статусом поверенного? Неплохая мысль, давай как-нибудь обговорим поподробнее…
— Нет, не стоит, не стоит, я просто… — Ага, "фиат" Вельмы заезжает на стоянку. — Зайди этак через полчасика, не раньше, хорошо? А то меня не будет. Значит, эта бумажка полностью решит проблему?
— В судебном запрете все предусмотрено: ей нельзя будет выслеживать тебя, наблюдать за тобой, звонить — полный комплект. Не сможет подойти к тебе ближе, чем на пятьсот ярдов. Теперь такие приставания запрещены законом, и мы ее привлечем, если она что-нибудь удумает. Посадим за решетку. Нашей Барби это будет полезно — ей там психиатр займется. Ты как — уже сменил замки в кабинете?
— Нет, завтра утром придет мастер. Вполне вероятно, что у нее есть ключ — запросто могла сделать. Фрэнк говорит, что мне должно быть лестно. Блин, мне такой лести даром не надо — только не от этой бабы.
— Не волнуйся, мы все уладим. Эйвери, мне пора…
— Подожди минутку, подожди… — Пусть поговорит еще немножко, тогда можно будет разыграть наяву фантазию "Вельма срывает деловые переговоры". — Я должен с тобой поговорить о счете, который ты мне прислал в прошлом месяце, знаешь, Хайдеккер, это уже на грани наглости…
— Послушай, мы можем проверить его, статью за статьей, но тебе придется оплатить время, в течение которого я буду этим заниматься…
Дверь распахивается; Вельма загромождает собой дверной проем. Она расстегивает плащ, сбрасывает его — длинные рыжие волосы Вельмы падают на белые, веснушчатые плечи; россыпь веснушек на белых, мягких, как тесто, грудях в вырезе черного кружевного корсета, трусики без средней планки, бедра, возможно, чуток тяжеловаты — но хрен с ними, с бедрами, когда на Вельме эти алые кружевные трусы с дыркой на самом интересном месте. Густо подкрашенные, глубоко посаженные зеленые глаза. Это факт, что у ее глаз начали появляться морщинки, а задница начинает обвисать. Но когда она упакована в этот черно-алый кружевной корсет, и розовые губки выглядывают из золотисто-рыжих кустиков… какая, на хер, разница, да, какая, на хер, разница…
— Я тебе попозже перезвоню, Хайдеккер, — произносит Эйвери и вешает трубку.
— Я не могу без нее. Я хочу эту шишку у тебя в штанах, Эйв. Я себя ласкала и думала о тебе, и поняла, что умру, если не получу сейчас эту шишку. Я не могу ждать. Возьми меня — прямо здесь, сейчас же, — произносит она своим гортанным голосом, который у нее так ловко получается. — Вонзи в меня свою здоровенную шишку. — И она облизывает кончиком языка свои вишнево-красные, накрашенные "Ревлоном" губы.
