— Пожалуй, ты прав. Я позвоню им после ленча. — Она посмотрела на одеяло. — Я думала, что мы поедим на балконе.
— Здесь, на солнце, теплее.
Кэрол опустилась на одеяло и посмотрела на салат с тунцом. Тот намек на аппетит, который появился у нее до телефонного звонка, бесследно улетучился.
— Откуда им известно, что я беременна? Сама я узнала об этом всего два дня назад.
Билл уселся напротив нее. Ему тоже не очень хотелось есть.
— Это означает, что они следили за тобой.
Кэрол окинула взглядом ивы, дом, пустынную гладь залива. Следили? От этой мысли у нее по телу поползли мурашки, и она даже обрадовалась, что Иона Стивенс будет поблизости.
— Неужели они никогда не оставят меня в покое?
— В конце концов оставят. Когда вся эта шумиха вокруг тебя уляжется, они найдут другой объект для своей паранойи. А пока, может быть, тебе все-таки следует принять предложение Эммы пожить у них. Или ты могла бы поехать к моим родителям. Они с удовольствием тебя примут.
— Нет, это мое единственное пристанище на сегодняшний день. Я остаюсь здесь.
Ее злило, что она вынуждена думать, как ей спрятаться от этих психов. Но она тревожилась за ребенка. Неужели они действительно хотят с ним расправиться?
С ребенком Джима.
— Тот, кто звонил по телефону… по-моему, это была женщина… она сказала, что я ношу Антихриста.
Билл сердито посмотрел на нее.
— И ты в это веришь?
— Нет, но…
— Никаких «но», Кэрол. Или ты веришь, что носишь абсолютно нормальное человеческое существо, ребенка, или не веришь. Нормального ребенка или сверхъестественного монстра. Середины я не вижу.
— Но Джим был клоном…
— Ты опять за старое!
— Ладно, меня беспокоит то, что она сказала. А что, если они правы? А вдруг клон не является сам по себе личностью? То есть он — просто разросшиеся клетки уже существующего человеческого существа? Может он иметь душу?
Она с отчаянием наблюдала, как исчезает уверенность Билла.
— Как я могу ответить на это, Кэрол? За две тысячи лет истории Церкви этот вопрос никогда не возникал.
— Значит, ты не знаешь!
— Я могу сказать тебе только следующее. Джим был человеком, мужчиной, личностью. Он вправе иметь душу. Я верю, что она у него была.
— Но точно тебе это неизвестно?
— Конечно, неизвестно, — проговорил он мягко. — В этом и заключается вера. Мы верим в то, чего не можем знать точно.
Она подумала об ужасных снах, которые ее мучили, об абсолютном зле, присутствовавшем в них. Возможно ли, чтобы эти сны зарождались в ее чреве и потом проникали в подсознание? А что, если они больше чем фантазия? Что, если они — воспоминания?
— Но вдруг то, во что ты веришь, неправда? А что, если у Джима не было души и Сатана использовал его, чтобы проникнуть… в меня? — Она теряла почву под ногами, ощущала, что перестает владеть собой.
Билл наклонился к ней и сжал ее руку.
— Я уже рассказывал тебе о Сатане. Он — выдумка. Как и вся остальная ерунда. Мы имеем дело, Кэрол, не с романом ужасов, а с реальной жизнью. Антихристы рождаются в художественных произведениях, а не в Монро, на Лонг-Айленде.
Она почувствовала, как отчаяние, охватившее ее, проходит. Она вела себя глупо. Но вместе с чувством облегчения на мгновение вспыхнула ненависть к Биллу за то утешение, которое он предложил ей. Почему?
Она заставила себя рассмеяться.
— Наверное, мне надо перестать так много думать.
Билл улыбнулся и протянул ей блюдо с сандвичами.
— Может быть, и так.
Она взяла один сандвич. Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше. Быть может, ей удастся что-нибудь съесть.
Мне пора уходить.
Ленч, за которым они съели так мало, подошел к концу. Билл посмотрел на часы и без всякого желания подумал, что ему следует отправляться в путь. Уик-энд оказался полным событий, он решительно отличался от размеренной жизни в приюте Святого Франциска. Регулярно переносить стрессы такого рода ему не под силу, решил про себя Билл. А кому это под силу? Однако он не мог не признать, что весь тот стресс, который выпал на его долю из-за Кэрол после его приезда в пятницу днем, был лишь частицей того напряжения, в котором она жила час за часом, день за днем. Не успев прийти в себя после смерти Джима ровно неделю назад, она узнает, что беременна его ребенком, а теперь какой-то параноик звонит ей и говорит, что она носит под сердцем Антихриста. Превратности судьбы, подстерегающие человека в повседневной жизни, всегда поражали его.
Пора в путь.
Билл посмотрел на Кэрол, сидевшую напротив него на одеяле, и ему почудилось, будто он видит ее без сарафана, обнаженной, как в прошлую пятницу, видит ее груди с торчащими сосками, пушистый треугольник ее лобка.
Пора.
Находиться рядом с ней в таком состоянии было пыткой. Он стыдился чувства сожаления о том, что не овладел ею в пятницу. Он старался избавиться от этого чувства, убежать от него, но оно не отпускало его, мучило, тянуло за рукав сутаны.
К своему ужасу, Билл понял, что любит ее, всегда любил, но подавлял любовь ежедневной молитвой, работой и исполнением обрядов.
Если он сейчас же не сбежит отсюда…
— Пора идти, — сказал он.
Кэрол нехотя кивнула.
— Думаю, что пора. Спасибо, что побыл со мной. — Она схватила обе его руки, и ее прикосновение доставило ему против воли наслаждение. — Спасибо за весь сегодняшний уик-энд. Если бы тебя не было здесь в пятницу, я, быть может, умерла бы.
— Если бы меня здесь не было, ты, возможно… — Он замолчал, не в силах говорить об этом. — Может быть, ничего бы и не произошло.
Она отпустила его руки.
— Да, может быть.
Они встали. Кэрол взяла блюдо с сандвичами, а Билл — одеяло. Когда он отвернулся, чтобы стряхнуть его на ветру, он услышал ее испуганный возглас:
— Билл! Посмотри!
Он повернулся к ней — она показывала на пожухлую траву у своих ног.
— Что случилось?
— Трава! Как раз там, где я сидела. Она засохла, как трава на могиле Джима.
— Успокойся, Кэрол!
— Билл, что-то не в порядке. Я уверена в этом! Происходит что-то ужасное!
— Перестань, пожалуйста. Ведь весна только-только начинается. Вероятно, какая-то большая бродячая собака зимой основательно полила это место, и корни травы погибли, вот она и не зазеленела.
— Но это как раз там, где я сидела! — возразила Кэрол. — Ты видел это, когда расстилал одеяло? Видел?
Заметив отчаяние в ее глазах, он решил солгать.
