Человек слишком поздно понял, что он не интересует безумных. Они хотели только женщину. Они дрожали от похоти — невероятной для этих полутрупов. Когда воронье кольцо сомкнулось вокруг несчастной — та страшно закричала.
- Муж мой! — Расслышал человек. — Муж мой, где ты? Не оставь меня!
Кулаки кровоточили, костяшки пальцев оставляли на язвах и одежде бесноватых кровавые следы. Но всё было тщетно: тёмная масса тел накрыла женщину, как муравьи накрывают лягушку, которой злые дети переломали лапы, чтобы бросить, ради забавы, в муравейник.
Человек бросился к двери. Начал биться о склизкое дерево всем телом. За дверью слышались встревоженные голоса стражников, но отодвигать засов они не спешили.
- Позовите Вазари! — Выкрикнул человек. — Скорей, позовите Вазари!
Он не слишком надеялся, что стражники, или другие служители больницы, исполнят его просьбу, но вовремя сумел понять, что крик: «На помощь!» подвигнет их к действию ещё меньше. Человек обернулся — и едва не потерял рассудок от увиденного.
Его несчастная жена, неподвижная, истерзанная, лишившаяся одежды и чести, плыла на вытянутых руках пританцовывавших обитателей палаты святого Людовика. Они уносили её всё дальше и дальше. И светильники гасли сами собой, когда мимо них проходила жуткая процессия, — словно чумная палата получала удовольствие от мерзости и поощряла творившееся изуверство.
За спиной человека загремел засов. Музыка же, терзавшая уши, напротив, смолкла.
В дверях стоял Вазари — всклокоченный, заспанный, с красными, как у кролика, глазами. За ним теснились несколько стражников и чумных докторов — все вооружены яркими факелами. В руке у самого Вазари масляно блестел изысканный боевой клинок; с ним, облачённый в свою ветхую хламиду, он смотрелся нелепо.
- Чёртовы хореоманты! — Прорычал Вазари. — Дьяволово отродье! За что мне эта новая докука!
Человек не верил глазам, не верил ушам: у него отняли жену, отняли радость и веру в божью любовь вместе с нею, а святой безумец Вазари способен, по этому поводу, испытывать лишь досаду?
Человек потянулся к клинку. Управитель Ospedale del Ceppo слишком поздно разгадал его намерение. А человек уже успел ударить управителя под дых и выхватить короткий меч из его руки.
Человек бросился в темноту. За ним поспешали стражники с факелами, — впрочем, едва ли после обиды, нанесённой управителю, они горели желанием осветить обидчику дорогу — скорей, обезоружить его. А человек не нуждался в помощи. Он споткнулся о чьё-то тело. Наклонился над падшим, наугад полоснул клинком по тёмному контуру фигуры. В свете приблизившихся факелов разглядел другого насильника, хрипло выдыхавшего из горла чёрную кровь, — всадил тому меч под ребро. Третий враг был, вероятно, из новичков в чумной палате — не просто держался на ногах, но и сумел увернуться от удара человека. Замешкалась лишь его рука — она отчего-то висела плетью вдоль тела. И тут же четыре её пальца из пяти отсёк короткий меч.
- Держите бешеного! — Громыхнул позади Вазари. — Повалите его! Только не калечьте!
На плечах человека повисли несколько амбалов. В нос ударило винными парами. Кто-то выбил меч; тот тонким и юрким ужом скользнул в сторону.
- Покажите мне её! — Кричал человек, извиваясь в объятиях стражников. — Покажите мне мою жену! Она жива? Быть может, она ещё жива?
- Послушай меня, — тёмной глыбой навис Вазари над впавшим в отчаяние. — Женщину ты не спасёшь. Но отомстить за неё сможешь. Я научу тебя! Слышишь? Научу! Точней, отыщу для тебя учителей! Я отправлю тебя в один монастырь в Апулии. У них есть оружие — им нужен был лишь оруженосец! Ты отомстишь не им. — Управитель обвёл рукой бесноватых. — Не этим жалким хореомантам. А самой Чуме! Теперь-то ты знаешь, какова она. Теперь ты веришь, что ядовитые миазмы — не при чём! Успокойся, бедный человек! Поспи, Валтасар Армани, забудься! Твой карантин закончен. Ты — здоров. Навеки здоров!
Слова грубияна Вазари упали на благодатную почву. Человек умолк. Он вдруг подумал, что не хочет видеть тело жены: не такое, каким оно стало после поругания; не разрушенное, как храм, который раскатали по камню сарацины. Человек мысленно прочёл новую молитву.
- Господи, не дай управителю Вазари отступиться от меня. Я хочу мстить — во славу твою, Господи, и во славу невинных праведников твоих!
* * *
Павел открыл глаза — и тут же усомнился, что освободился до конца от средневековых видений. Обстановка комнаты, в которой он очутился, словно бы целиком была позаимствована из павильона «Мосфильма», меблированного для киносъёмок по мотивам прозы Пушкина или Дюма. Управдом возлежал на кровати, украшенной роскошным бархатным балдахином и массивными выпуклыми вензелями на спинке изголовья. Кровать подошла бы какому-нибудь толстопузому русскому барину, или обжоре Портосу: она казалась массивной, прочной; этаким деревянным слоном на низких устойчивых ногах. Перед кроватью высилось трюмо с мутным зеркалом. Оно выглядело поизящней, но тоже старорежимно и даже ветхо. Вероятно, такое впечатление создавалось как раз из-за зеркала. Его поверхность была белёсой, неровной, как мятая фольга. Несмотря на то, что Павел попытался посмотреться в него буквально с пяти шагов, он различил в зеркальном овале только белое пятно своего лица и тёмные контуры — волосы, ворот рубашки.
Рубашка! Управдом уставился на странную коричневую пижаму, свободно повисшую на плечах. Одеяние, в котором приличные люди отходят ко сну, на Павле смотрелось, как на пугале, и было ему откровенно велико. Вот так номер: кто-то раздел его донага и переоблачил вот в это! С каким-то детским страхом управдом пошарил под пижамой в поисках трусов. Те оказались на месте, причём собственные, без подмены — и Павел слегка успокоился. Тем не менее, он по-прежнему полнился решимостью призвать к ответу похитителя верхней одежды, едва того увидит.
Он поднялся. Опустил босые ноги на мозаичный паркетный пол. Ступни обдало приятным теплом: похоже, пол здесь был с подогревом. Слева от кровати, закрытое тяжёлой гардиной, угадывалось высокое окно. Оттуда через пыльную ткань сочился дневной свет. Справа кто-то установил картонную ширму: картинки с японскими мотивами — девушка в кимоно и с зонтиком склонилась над ручьём; розовые цветы облетают с низкорослой сакуры. Павел сперва хотел обойти ширму — посмотреть, что та скрывает. Но голова слегка закружилась, и он решил попросту отодвинуть крайний сегмент, примыкавший к изголовью кровати.
Что-то не рассчитал. А может, гигантский складень оказался слишком уж неустойчив.
Конструкция, с шумом, напомнившим шум проливного майского дождя, повалилась на пол.
