Небо на востоке посветлело.
Мы сидели в траве. Лледос — поджав под себя ноги. Я — обняв одной рукой коленки, положив на них подбородок. Со стороны могло показаться, что мы любовались меркнущими звездами. Однако каждый из нас думал о своем.
— И ты хотела отрубить собственную руку, только чтобы не пересекаться с Кезо? — промолвил эльф, скосив на меня взгляд.
Я поерзала подбородкам по коленям.
— Не хочу отдавать ему кровь.
— И что решила?
— Ты видел, — ответила я, вытянув одну ногу.
Эльф встал.
— Это не выход, — отрезал он. — Калечить себя — последнее дело.
— Твои предложения, — я сорвала пушистый колосок и начала им выводить в воздухе незримые ледвейские буквы.
Лледос задумался:
— Дай мне день, — в конце концов, попросил он.
Я встала, отряхнув вытянувшиеся на коленях штаны. Прикусила губами стебель колоска.
— С чего ты рвешься мне помогать?
Отвернувшись, эльф тихо произнес:
— Я бы не ушел от жрицы Духа… Ты мне жизнь спасла.
Представляю, каких трудов стоила ему эта фраза! Признаться в благодарности вампиру…
— Хорошо, — согласилась я. — Только день.
Хотя что мог предложить мне северянин? Что ж, повременю. Надеюсь, это ожидание не выйдет для меня боком.
— Не говори мальчишкам о нашем разговоре, — попросила я, высматривая себе место для дневного сна. Почва подходящая. Мягкая, без камней. Но ее хорошенько оплетали корнями травы. Придется закапываться поглубже.
— Веомага, — чему-то удивился эльф, — ты нас всех считаешь мальчишками?
Ах, вот он о чем.
— А кем? — я нашла самое удобное место. Трава невысокая. Значит, и корни у нее послабее. Теперь бы еще в кротовую нору не угодить. — Не девчонками же?
— Ну, да, — как-то пространственно отозвался эльф, — не девчонками.
Восток окрасился нежным персиковым цветом. Вот-вот взойдет солнце:
— Спокойного дня, Лледос, — мой голос вывел его из ступора.
Он поспешно кивнул и скрылся в зарослях травы. Эльф не любил смотреть на то, как меня поглощает земля. Странно, за Эгуном он наблюдал с любопытством и едкими комментариями. За Яруном тоже. Правда, мой птенец последний раз ощутимо приложил зазевавшегося северянина по уху. Это существенно снизило его интерес к вампирьей природе Яруна.
Что ж, еще одна ночь позади.
* * *
— Лледос, ты сам понимаешь, о чем говоришь?!
Я возмущалась битый час. Любой бы возмутился, узнав, что предложил мне эльф.
— Ты сама сказала, что наши герои — ваши древние вампиры. Им помогло. Тебе не поможет?! — Лледос тоже возмущался во весь голос.
Почему от наших криков не разбежались все степные звери, один Сайгум ведает.
— Да сказала! Только я не древний вампир, а вполне обычный. Только старый!
Не успело солнце как следует сесть за далекую линию горизонта, как надо мной появился эльф и чуть ли не руками стал вытаскивать меня из земли. Лледос был так взбудоражен, что я подумала о чем-то плохом. Например, что Кезо вернулся с другими намереньями. Или гипноз на спасенного эльфа не подействовал. Или Консолия добралась до степных трав.
Все было намного проще.
Лледос весь день вспоминал эльфийские предания и легенды, связанные и не связанные с вампирами. И вспомнил. На мою голову.
Когда-то один из первых эльфов — Радан — великий воин, умевший обращаться ночной росой, — был ранен отравленной стрелой. Яд оказался сильный. Ни магия, ни травы, ни заговоры его не взяли. Тогда Радан, помолившись солнцу и луне, прыгнул в пламя огромного костра. Долгие часы огонь не отпускал пленника. И вот на рассвете костер утих. Пламя явило живого и здорового Радана. От яда и следа не осталось.
Этот самый Радан, по моему разумению, однозначно был древним вампиром. Ну, кто еще уцелеет после попадания отравленной стрелы в сердце? Лледос со мной на удивление согласился. А раньше с пеной у рта доказывал, что эльфийские герои даже в страшном сне не могут обернуться вампирами. И началось. Северянин стал убеждать, что у меня получится фокус Радана. Если подойти с умом.
— Захотел меня спалить, так и скажи. — Рявкнула я, резко усевшись на землю. Подо мной согнулись травы, сплетаясь в упругую подушку. — Незачем прикрываться благородными словами!
Лледос скрестил на груди руки, грозно навис надо мной:
— Почему ты не хочешь попробовать?
— Потому что, в костер я не полезу! Мне проще руку себе отгрызть!
— Это успеется, — заверил эльф. Я фыркнула.
Для меня что солнце, что костер одинаково мучительная смерть. Так что идти на поводу у упрямого эльфа я не собиралась.
— Нет.
Я энергично встряхнула головой. Какая змея укусила Лледоса? Неужели он совсем не понимает, каково вампиру предложить искупаться в огне? Это то же самое, что чистокровному эльфу послать приглашение на вампирий ужин. Пойдет? Нет. Вот и я не прыгну.
Вздохнув, Лледос сел на траву. Рядышком. Если захочу, с легкостью достану его острое ухо и ущипну.
Свалился же на мою голову заботливый эльф! Хоть ты его покусай, не отцепится! До чего же смешно! Эльф, который беспокоится о вампире! Не дай Сайгум, узнает братец, зашутит меня до смерти.
Вдали завыл шакал. Его вой иногда переходил в резкий отрывистый лай. А порою казалось, что это далеко-далеко плачет забытый в степи ребенок.
Заслушавшись, я закрыла глаза и откинулась на мягкую траву. Стебли прогнулись под спиной, защекотали шею.
— Возьми, — Лледос, сидящий ко мне боком, протянул руку.
— Что? — в мою раскрытую ладонь эльф положил кольцо. То самое, которое хранилось у Хаба в тайнике. С надписями на отанье.
Точно! Я оставила его у эльфа пару ночей назад. И ушла… Скорее, сбежала, боясь того, что убью всех.
И теперь Лледос возвращает кольцо?
— Возможно, оно принадлежало твоим предкам, — я не стала прятать перстень. Он так и лежал на моей ладони.
— Да уж, — усмехнулся северянин, не глядя на меня. — Моим предкам… Или древним вампирам. Бери-бери. Оно твое, и у тебя останется.
Я перехватила кольцо двумя пальцами, поднесла к глазам. Мелкие рубины тускло посверкивали в свете половинчатой луны. Мне показалось, что камни больше походят не на рябину, а на вампирьи глаза.
Н-да, возможно, Лледос прав.
У меня самой вертелась идея, что кольцо-то не эльфийское. Только рассуждать не было ни сил, ни желания.
И все-таки, кому оно принадлежало?
С женского пальца колечко сорвется. У эльфов телосложение до кончиков ногтей аккуратное. Вон, хоть Лледоса возьми. Пальцы длинные, но едва ли толще моих. Сама печатка не слишком массивная. Но могла принадлежать мужчине.