А потом придется топить уже два трупа, да.
Малколм поймал себя на том, что обдумывает это вполне серьезно и хладнокровно, вовсе не испытывая морального ужаса перед такой перспективой. Ну да, он ведь уже убийца. Он убил Кевина, хотя это было непреднамеренно. Убил Бранта, хотя это была самооборона. И если ему придется убить случайного свидетеля… это тоже будет, по сути, самооборона. Да, субъективно тот человек не будет хотеть ничего плохого, но объективно он будет представлять смертельную угрозу. Джессика права — мир несправедлив, в нем часто умирают невиновные, которые просто оказались не в том месте не в то время. Если бы, например, на Малколма бежал человек, больной… скажем, тем же бешенством, разве застрелить его не было бы законной самозащитой? Хотя больной не виноват в том, что он болен. Но его укус представляет смертельную опасность. Или, скажем, решение сбить пассажирский лайнер, захваченный террористами, если они собираются протаранить небоскреб. Это ни разу не делали на практике, но после 9/11 стало ясно, что это верное решение, хотя пассажиры и не виноваты — но если поступить иначе, жертв будет еще больше. Ну или банальная ситуация, когда из двух можно спасти только одного — единственный спасательный круг, единственное место в вертолете и все такое — кого бы ты ни выбрал, по отношению ко второму становишься убийцей. Так что какие претензии к Малколму — и какие у него самого претензии к Джессике? Он, между прочим, спас Рика, хотя мог бы этого и не делать… и, может быть, напрасно все-таки спас. С воскресенья Рик ведет себя именно так, как всегда хотелось Малколму — старается вообще не общаться с соседом, но кто его знает, что он там про себя думает… а может, и тайком предпринимает. Раскопал ведь эту Лайзу… хоть она и уверяет, что зареклась пытаться вновь отомстить Джессике, но она бы наверняка это сделала, если бы только знала — как. Вряд ли она, конечно, что-то извлечет из своих колдовских фолиантов… а впрочем, уверенность Малколма, что все это — чушь, шла из его прошлых представлений о мире. В которых свидания с мертвой девушкой были такой же абсолютно невозможной чушью. Но если последнее оказалось неверным, то, возможно, какие-то из этих средневековых магических фокусов тоже работают… Зря все-таки Джессика позволила Лайзе остаться в живых. Это же азы, которые можно почерпнуть из любого триллера: оставлять врага раненым, но недобитым — очень большая ошибка…
Но никто не появился навстречу, никто не догнал сзади, и Малколм, наконец, решил, что отошел достаточно далеко от скамейки. Усмотрев между деревьями проход к озеру, он свернул направо, прислонил труп спиной к древесному стволу, а затем втащил его выше и снова взвалил себе на плечи. Так он дошел до тропинки, а затем по ней — до того места, где она подходила вплотную к воде. Малколм свалил мертвеца спиной в воду; грязные ботинки Бранта остались на берегу, а куртка надулась пузырем из-за оставшегося внутри воздуха, удерживая верхнюю часть тела и голову на плаву. Малколм знал, что дно здесь пологое, так что ему придется затащить труп в воду достаточно далеко от берега. Между вариантами «лезть в ледяную воду в одежде, что будет несколько теплее, и потом возвращаться мокрым насквозь» и «раздеться и сохранить одежду относительно сухой» (полностью сухой она, конечно, не останется, ибо вытереться ему нечем) он не без содрогания выбрал второе.
Он снял с себя все, включая трусы, но в первый момент, благодаря адреналину и физическим усилиям по перетаскиванию трупа, ночной воздух и даже земля под босыми ногами не показались ему особенно холодными. Как теперь сделать, чтобы Брант не всплыл? Дно было каменистым — это Малколм тоже знал — так что он, наклонившись к воде, принялся выковыривать эти мелкие камни из ила и пихать их в карманы мертвеца. Пальцы почти сразу занемели от холода, но не в этом была главная проблема. Почти сразу Малколм понял, что этот план не сработает. Те несколько камешков, что помещаются в карманы, не удержат тело под водой, когда оно раздуется от трупных газов, это было очевидно. А ничего достаточно большого и тяжелого, что можно было бы привязать к трупу, поблизости не было.
Малколм посмотрел на тело, лежавшее у его ног. На выглядывавший из-под задранной куртки и рубашки бледный волосатый живот. Газы при разложении, вероятно, скапливаются в первую очередь в брюшной полости. А если ее вспороть… И напихать туда камней, да! Вот такой «карман» уж точно удержит мертвеца на дне.
Малколм поспешно вытащил нож Бранта, все еще липкий от крови, и только тут, от этого липкого мерзкого прикосновения, осознал в деталях, что именно собирается сделать. К горлу снова подступила тошнота, но он сделал несколько глубоких вдохов и сказал себе: «Тебя же не тошнило, когда Герти потрошила курицу? Это абсолютно то же самое. Даже проще — мне не надо доставать все органы, просто нафаршировать его живот камнями». Он затащил труп подальше в воду, чтобы на берегу не осталась кровь; для этого ему пришлось зайти в озеро по середину голени, отчего ноги сразу заломило. Зато, впрочем, онемевшие ступни почти не чувствовали боли от острых камней. Это всего лишь озеро, это не море, где волны гладко обтачивают гальку…
Малколм наступил одной ногой на грудь мертвеца, заставляя тело погрузиться; забулькали пузыри, вырываясь из-под куртки. А в самом деле, сообразил он, совсем не обязательно стоять на острых камнях, можно делать это прямо на нем, и ноги тогда будут в воде не больше чем по щиколотку… Он встал на грудь трупа обеими ногами, лицом к животу, затем сел на корточки. Задрал мокрую одежду мертвеца еще выше, оголив его живот, покрытый тонким слоем воды, от паха до нижних ребер. А затем с силой вонзил нож чуть ниже пупка и потянул на себя.
Снова забулькали пузыри, и в воздухе расплылась отвратительная вонь кишечных газов.
«Тьфу ты, скотина!» — подумал Малколм, чувствуя особенное омерзение от того, что вода, в которую сейчас исторгается содержимое кишечника Бранта, омывает его собственные голые ноги. Но тут уж выбора не было, надо было довести дело до конца. Дыша ртом, Малколм распорол живот трупа от паха до солнечного сплетения, затем постарался концом ножа максимально раздвинуть края разреза. В воде расплылась бурая муть (казавшаяся при слабом лунном освещении совершенно черной), закрыв «операционное поле», словно дымовая завеса.
Но Малколму это было уже без разницы, он действовал на ощупь. Снова встав рядом с трупом, он хватал со дна камни вместе с илом и пихал их во вспоротый живот. Жидкость внутри еще не успевшего остыть тела была теплее ледяной воды вокруг, и у Малколма с его окоченевшими руками это вызывало отвращение и удовольствие одновременно.
Наконец Малколм решил, что достаточно, да и пихать новый груз было уже практически некуда. Он еще раз обшарил карманы мертвеца, обтирая тканью под водой все предметы, на которых могли остаться его отпечатки, и затем понял, что ножа среди них нет. Малколм решительно не мог вспомнить, куда его дел перед тем, как начал обеими руками сгребать камни и ил. Он осторожно пошарил по дну, но так и не нашел ничего похожего на нож. Возможно… тот даже остался внутри.
Ладно, решил Малколм после некоторого раздумья. Даже если нож все-таки валяется на дне и кто-то заметит с берега блеснувшую под водой сталь, из-за этого не вызовут полицию. Это всего лишь нож, не так ли? Труп будет не здесь, а гораздо дальше. Там, где сквозь мутную озерную воду совершенно точно никто ничего не разглядит.
И Малколм, вновь ухватив мертвеца за руки, поволок его прочь от берега, сам с каждым шагом погружаясь все глубже в обжигающе холодную воду. Когда та поднялась выше пояса, у Малколма перехватило дыхание. Но, восстановив способность дышать, он заставил себя идти дальше, пока не погрузился по грудь. Оглянувшись и оценив расстояние до берега, он решил, что этого будет достаточно. Отпустив проклятый труп, он развернулся и двинулся к берегу со всей возможной скоростью, помогая себе руками, которыми загребал, как при плавании.
