Феликс подошел к двери, взялся за ручку, но его остановил мой вопрос:
— Почему Зел назвал вас Фениксом?
Он оглянулся через плечо, усмехнулся:
— Если дождешься меня, узнаешь.
Дэймос открыл дверь, свет из коридора облил его высокую широкоплечую фигуру. Размыл и растворил в себе. Затем белый прямоугольник потускнел, сжался до маленькой белой точки — блика в глазах Хэл, внимательно, завороженно смотрящей на меня.
Я снова оказался на кухне в маленьком доме. Через много лет после знакомства с учителем.
— И ты узнал, почему его звали Фениксом? — нетерпеливо спросила девушка. — А что стало с теми дэймосами? Их поймали? Они больше не вредили вам?
Определенно, мой рассказ о Феликсе захватил ее. И, похоже, вместо строгого наставления о том, как нельзя поступать и как опасны создатели кошмаров, я нарисовал весьма привлекательный образ.
— Поймали. Феникс — имя моего учителя в мире снов. И… Хэл, я умею и знаю многое. Но до сих пор уверен — рядом с ним я все еще щенок.
Она помолчала, обдумывая услышанное, удобнее устроилась на табуретке, опустила подбородок на колени, подтянутые к груди, и спросила:
— А эти парни, твои друзья, что стало с ними?
— Больше я никогда их не видел. Мы уехали. В этот дом. — Я обвел взглядом кухню. — Феликс учил меня. Первые годы большую часть времени я проводил в той комнате на втором этаже. Клиенты, приходившие сюда, обо мне не имели понятия. Я получал пуговицу, часто не зная, кому она принадлежит, и работал с ней. Но это вынужденное затворничество не тяготило меня. Ведь передо мной открывались такие блистательные миры…
— Тебя не искали?
— Нет. Он все отлично устроил. Он вообще умел все устраивать. Я получил новые документы. Теперь я Аметил Орэй. Тот же Мэтт. А прежний Аметист пропал без вести — в социальном общежитии случился пожар, все записи обо мне сгорели, данные в компьютерах были утрачены. Никто не мог бы найти никаких следов, что привели к нему через меня.
— Умно, — с уважением обронила Хэл, и ее руки крепче сжались вокруг ног, обтянутых темными чулками.
— Вполне в духе Феликса. Он работал в центре сновидений целителем и на самом деле был великолепным врачевателем, лучшим из всех, кого я знал. Но между своими благими делами тайно подрабатывал с помощью настоящего дара. И весьма неплохо.
— Ты скучаешь по нему? — проницательно спросила девушка, глядя на меня из-под растрепанной челки с неожиданным пониманием и теплом.
— Иногда, — признался я откровенно. — До того как его вычислили, он был свободным, бесшабашным, авантюрным. У него был свой собственный кодекс, свои правила. Он считал, что нет ничего лучше, чем обмануть мерзавца, погубить убийцу, мучить маньяка, обокрасть вора и запугать наглеца. Мне нравилось подражать ему. Нравилось чувствовать власть над спящими. Я получал удовольствие, сначала выполняя несложные поручения — наслать бессонницу на старого богатого родственника-выжигу, развить фобию у недобросовестного партнера по бизнесу, смешать сон с реальностью. Это было захватывающей игрой. В которой я всегда выигрывал.
Я присел на край стола, глядя в пустоту прошлого, и продолжил:
— Я беспрекословно выполнял все его наставления. Я доверял ему, потому что знал — он меня спас. Если бы не Феликс, меня бы уже давно убили. Сбросили с крыши или просто остановили сердце во сне. А он — доверял мне. Всегда и во всем… Феликс стал работать меньше. Я был его прикрытием. Мальчишка-ученик, о котором никто не знал. Он научил меня заметать следы, вообще не оставлять следов в чужом сне. Так что самый опытный сновидящий не мог обнаружить моего влияния. А потом все внезапно оборвалось.
— Значит, его раскрыли?
— И наказали. Заперли, ограничили возможность пользоваться даром.
— Но если он был таким сильным, — страстно произнесла Хэл, требовательно глядя на меня, — как его смогли поймать?
— Предполагаю, что поймали не его, а меня.
— В смысле? — Она нахмурилась с глубоким недоумением.
— Я много думал об этом. — Я поднялся и прошелся по кухне, хотя она была слишком мала, чтобы вместить мое внезапное стремление к движению. Хэл следила за мной, и ее глаза ярко блестели. — Он никогда не допускал ошибок. Вся система его работы была выстроена идеально. Она не позволяла возникнуть сбою ни при каких обстоятельствах. Даже его мир был совершенен. Но могло произойти так, что — ошибся я, оставив след своего преступления в его мире. Подставить его случайно. Не знаю как, но это могло произойти. Наша ментальная связь была очень сильной. Эта мысль долгие годы не давала мне покоя. До сих пор не дает.
— Но про тебя не узнали?
— Нет. Он ничего про меня не сказал. Успел предупредить, и я уехал из этого дома. А он остался в руках Пятиглава расплачиваться за преступления, совершенные им самим и мной. Ты знаешь этот закон — учитель полностью в ответе за ученика. Что бы я ни сделал — по принуждению или по собственному желанию, — за все в итоге нес ответственность Феликс. И он сумел настоять, чтобы так и стало, хотя я никогда не был согласен с этим правилом — если во всем виноват я, его не должны были наказывать. Поэтому я и пришел в Пятиглав. Хотел расплатиться за свою вину. И расплачивался долго.
Хэл глубоко вздохнула. Я видел, она изо всех сил сочувствовала и мне и Феликсу, которого никогда не знала и уже не узнает.
— Где ты жил, пока он был в заключении?
— У меня есть квартира в Полисе.
Хэл хотела спросить что-то еще, сказать, даже открыла рот, набрала воздуха для длинной тирады, но промолчала. И только кивнула, прося меня продолжать.
— Он вернулся уставший, погасший, потерянный. И начал медленно сходить с ума. Он привык к роскошной жизни, свободе, власти, а был вынужден запереть себя в этом доме, почти лишенный силы. Я видел, как это гнетет его, видел, во что он превращается, и начинал понимать, как не хочу повторить этот же путь. Он больше не заходил в свой мир, да и в мой тоже, и не видел, как я переделал его за время его отсутствия.
Я замолчал, вспоминая. Клио пришла в ужас, когда впервые увидела, что я там наворотил. Как если бы маньяк-убийца пытался приукрасить свою пыточную комнату, увешав цветами дыбу и поэффектнее расположив трупы замученных жертв. Но у нее хватило ума и чуткости оценить мой порыв. Она помогала мне. И Герард тоже. Он объяснил, что нужно менять себя самого изнутри, тогда изменится и окружение.
— Я пытался поговорить с Феликсом. Я был готов помогать ему, поддержать. Но учителя уже было не спасти. Он не понимал или не хотел понимать меня. А потом однажды уехал из дома и не вернулся. Мне сообщили потом, что его нашли в городском парке мертвым. Он умер во сне. Его убил собственный кошмар.
