— Я пытался поговорить с Феликсом. Я был готов помогать ему, поддержать. Но учителя уже было не спасти. Он не понимал или не хотел понимать меня. А потом однажды уехал из дома и не вернулся. Мне сообщили потом, что его нашли в городском парке мертвым. Он умер во сне. Его убил собственный кошмар.
— Невеселая история, — вздохнула Хэл после долгого молчания. — Значит, ты почти ничего не берешь за работу и помогаешь всем, чтобы искупить эту мнимую вину перед учителем? Грехи прошлого? Своего и Феликса?
— Да. Одно время я думал, что вообще никогда больше не вернусь в сновидения. Но потом понял, что не могу без них.
Девушка спустила ноги с сиденья, выпрямилась, встала напротив, и ее теплая рука жестом уверенной, дружеской поддержки легла на мое плечо.
— Мне очень жаль, правда. И тебя. И Феликса.
Мне было приятно, что история моего прошлого, так внезапно раскрывшаяся, не вызвала у нее ни опасения, ни отторжения. Но я должен был прояснить все до конца.
— Тебя не пугает моя истинная суть?
— Нет. — Она улыбнулась, белые зубы блеснули в полумраке. — Ты изменился. Ты больше не дэймос. Я учусь у эпиоса.
Вместо ответа я слегка сжал ее ладонь, лежащую у меня на плече, а Хэл спросила увлеченно:
— Значит, Аметист — имя твоего тела сновидения?
— Да.
— А как зовут Герарда?
— Герард, — улыбнулся я, — у оракулов не меняется внешность и нет прозвища.
Я понимал, к чему этот легкий разговор, не несущий особого смысла. Хэл пыталась отвлечь меня от тяжелых мыслей, и я был чрезвычайно благодарен ей за это.
— Интересно, как назовут меня? — произнесла ученица мечтательно. — И кто, кстати, должен это сделать?
— Ониры, божества сновидений, конечно, — пошутил я. — В следующий раз, как только встретишь их, спроси обязательно.
— Непременно, — усмехнулась она, хлопнула меня по плечу и, довольная, направилась в комнату, но на пороге остановилась, оглянулась и спросила внезапно: — Мэтт, скажи, пожалуйста… А я случайно не дэймос?
В ее голосе прозвучала тщательно замаскированная тень отчаяния. Кто бы сомневался, что рано или поздно у нее возникнет такой вопрос. Хэл была достаточно умна, чтобы провести параллели и сделать из них правильные выводы.
У меня была возможность сказать ей. Но на самом деле она не хотела знать эту правду. Не могла сейчас принять ее. Я посмотрел в глаза девушке и спросил:
— Почему у тебя возникли такие мысли?
Ученица глубоко выдохнула, одолеваемая своими сомнениями.
— Я ведь залезла в твой дом. И я не слишком примерная. И в том сне так подвела тебя. А мы с тобой должны доверять друг другу и знать, что всегда можем рассчитывать один на другого…
— Ты — добрая, Хэл. И внимательная. А насчет примерного поведения… Спроси как-нибудь Герарда о его увлечениях и развлечениях. Услышишь много интересного.
Она рассмеялась, успокоенная и вдохновленная на дальнейшие хорошие дела.
— Ладно. Спрошу. Но ты не ответил…
— Помнишь, что тебе сказала Кеута, в том нелицензионном сне? Мы все не сразу научились контролировать себя. Мы все совершаем или совершали ошибки. Моя цель помогать тебе, подсказывать, удерживать от падений. Твоя — учиться и доверять мне. А теперь — пора спать. Уже поздно.
— Хорошо. — Хэл подошла, растрепала мои волосы и, довольная, ушла.
А я остался сидеть, не вполне уверенный, что не допустил ошибки, и в то же время понимая — спокойствие ученицы мне дороже. Не хочу, чтобы Хэл себя ненавидела, выискивала в себе темные желания и порывы. Пусть будет спокойной и счастливой. Я не могу свалить на нее все проблемы и тяготы жизни дэймоса. Пусть даже не пользующегося своим даром. Все мы рано или поздно погибаем. Мучительно и страшно. Не желаю, чтобы она знала об этом. Ждала этого… Никогда.
Сегодня мы не работали. И вчера тоже. Можно было просто спать, не выискивая в закоулках подсознания чудовищ и не придумывая образы поэффектнее для желающих виртуальных путешествий. Вот так и начинаешь ценить обычный, заурядный сон, не приносящий никому пользы.
Хэл неторопливо, с наслаждением готовилась к походу в кровать. Долго сидела в ванной, и сквозь плеск воды я слышал, как она напевает «Лабиринт» и барабанит зубной щеткой по флаконам и полочкам. Затем она тщательно выбирала «пижаму» из моих старых рубашек и наконец улеглась. Вытянулась на своей кровати, блаженно вздохнула и попросила абсолютно умиротворенным голосом:
— Можно меня сегодня не пристегивать? Я хочу просто отключиться, ничего не видеть, не слышать, не делать.
— Ладно, — отозвался я после короткой паузы. — Тогда сегодня никаких снов.
— Отлично, — пробормотала она, утыкаясь носом в подушку, и ровно засопела.
Я закрыл глаза, погружаясь в приятную темноту. Она мягко покачивала меня, убаюкивая. Уже почти совсем унесла в черные глубины сна, как вдруг тишину, колышущуюся вокруг, разорвал сдавленный вопль. Я резко сел на кровати, словно подброшенный пружиной. Хэлена металась по постели, дыша часто, со всхлипами, и не могла вырваться из кошмара, захватившего ее.
— Хэл! — Я наклонился над ней, схватил за плечи. — Просыпайся! Слышишь? Проснись!
Она вздрогнула и открыла глаза. Абсолютно черные, безумные. Ресницы намокли от слез, а лицо лоснилось мелкими бисеринами пота.
— Мэтт! — воскликнула ученица и вцепилась в меня обеими руками. — Как страшно… боги, как же мне страшно…
Я перебрался к ней на кровать, крепко обнял, прижал к себе, чувствуя, что она вся мокрая от испарины.
— Тихо… тихо… все хорошо. Это сон. Просто сон. Успокойся.
Она дрожала с ног до головы, и я мягко укачивал ее, как испуганного ребенка.
— Это ужасно, — шептала Хэл, прижимаясь лбом к моей шее и стискивая ткань рубашки на моем плече. — Я еще никогда не видела ничего страшнее…
— Что тебе приснилось?
— Здание. Четыре этажа. Подвал, чердак. Три крыла. Все окна и двери закрыты. Ни одного выхода. Все люди заперты. И он ловит их.
— Кто? — как можно мягче спросил я.
Девушка напряглась и вырвалась из моих объятий.
— Мне надо позвонить.
— Хэл. Четыре утра.
— Не важно.
Она перебралась через меня, зашарила на столе, схватила свой коммуникатор, полистала адресную книгу и нашла нужный номер. Ей не отвечали довольно долго, а когда наконец отозвались, Хэл стремительно выпрямилась на кровати и выпалила, не удосужившись извиниться за поздний, вернее, ранний звонок:
— У вас там все в порядке?
Динамик ее телефона был очень чутким, и до меня долетел сонный женский голос, повторивший ту же фразу, которую я сказал ей только что:
