Однажды, дело было в конце августа, в квартире Севастьянова раздался телефонный звонок. Услышав на другом конце провода знакомый голос, профессор несколько напрягся. Беспокоил отец Афанасий. Он приглашал Севастьянова на крестины, поскольку у него родился сын.
– На крестинах быть не могу, – твердо ответствовал Сергей Александрович. – А вот если вы не против увидеться со мной, буду очень рад, – решил он одним разом расставить все точки над «i».
Отец Афанасий охотно согласился и сообщил: приедет немедленно. Минут через пятнадцать под окнами Севастьянова протяжно скрипнули тормоза «Победы», а еще через две забренчал дверной звонок. На пороге стоял молодой священник. На этот раз он был облачен в темно-коричневую рясу. На груди сиял серебряный крест, а волнистые кудри были рассыпаны по плечам.
– Поздравляю с прибавлением в вашем семействе! – после обоюдных приветствий воскликнул Севастьянов.
– А вы, как я слышал, тоже решили обзавестись половиной? – спросил отец Афанасий, проходя в комнату.
– Непременно. Скоро распишемся.
– Кто же ваша избранница?
– Я вам про нее, по-моему, как-то рассказывал. Некая Елена Смирнова. Она еще помогла перевести надписи на монете.
– Подружка этого уголовника Скока?
– Бывшая, подчеркиваю – бывшая…
– А что стало с ним самим?
– Неизвестно. Исчез куда-то.
– А его не задержали?
– Не знаю, – равнодушно промолвил Севастьянов, давая понять, что разговор про Скокова ему неприятен. – Вы садитесь, батюшка. Чайку?
– Не откажусь. Так что все-таки стало с той монетой? Где она?
Вопрос не застал Севастьянова врасплох. Он давно подготовился к нему.
– Извините, святой отец, этот вопрос покрыт мраком неизвестности. Очевидно, исчезла вместе со Скоковым.
– Но ведь вы сообщили милиции о ваших подозрениях в отношении Скокова? То есть о предположении, что это именно он ограбил кассиршу швейной фабрики.
– Ничего я не сообщал. Я просто позвонил Тимофею Ивановичу Кобылину, ныне покойному, и рассказал ему о своих подозрениях. А вот сообщил ли Кобылин куда следует, о том я не ведаю. Кобылин ведь умер.
– Это я знаю. Знаю и то, что Скокова пыталась арестовать милиция. Он отстреливался… Потом землянка сгорела, а вместе с ней и Скоков. А вы разве не слышали?
– Увы, нет.
– Странно. По-моему, весь город об этом неделю гудел.
– К сожалению, до меня не дошло. Я, видите ли, сейчас увлечен совсем другим. Кроме предстоящей женитьбы мои мысли занимает журналистика. Творю, понимаете ли… Разоблачаю мракобесие!
– Наслышан. Значит, продолжаете в том же духе. А скажите, профессор, статейки эти, которые вы кропаете, вам спать не мешают?
– С чего бы вдруг?
– Совесть не мучает?
– Почему вдруг меня должна мучить совесть?
– Да потому, что статьи ваши людям жизнь портят. Вот взять хотя бы ту, недавнюю… Кажется, она называлась «Святой черт».
– Была такая, – усмехнулся Севастьянов.
– Но ведь в ней же все факты искажены или вообще поставлены с ног на голову. Отец Герасим вовсе не горький пьяница, как вы про него пишете. Ну, может быть, имел слабость, выпивал после службы стаканчик-другой кагора, но и только! А вы его обвиняете в беспробудном пьянстве, и не только в нем. Будто бы он еще и оргии с прихожанками устраивал.
– Сатанинские игрища, – заметил Севастьянов.
– Вот-вот… Игрища. По-вашему, он адепт черных сил?
– Насчет темных сил не знаю. Я вообще не верю в их существование. Но что он в церкви, извиняюсь за выражение, блудил, в этом у меня нет сомнений.
– В чем же его блуд заключается? В том, что он в храме генеральную уборку устроил и прихожанок к сему привлек? Какой может быть блуд, если ему под семьдесят!
– Я сам читал показания женщин, – несколько повысил голос Севастьянов. – Заставлял в церкви юбки задирать, соблазнял их выпить вместе с ним, песни непристойные распевал…
– Но ведь они же храм прибирали!
– И на основании этого можно творить безобразия? – воскликнул профессор.
– Не знаю, кто уж тут безобразия творит. На основании вашей статьи отца Герасима изгнали из прихода, и он едва руки на себя не наложил.
– Но ведь не наложил же.
– Хорошо. А статья про настоятеля Богоявленского храма отца Иова? Будто бы он растлил несовершеннолетнюю.
– А разве не растлил?
– Девушке – восемнадцать лет!
– А когда он с ней развлекался, еще восемнадцати не было.
– Но почему вы решили, что он ее растлил? Между прочим, отец Иов женился на ней.
– Я ничего не выдумываю, а пишу исключительно на основании известных мне фактов.
– А почему бы вам самому не повстречаться с отцом Иовом, потолковать с ним…
– С какой стати?! Вполне достаточно предоставленных мне официальных документов.
– Вот вы какой.
– Да, такой. В отличие от вас, я не мракобес, не шарлатан, прикрывающий рясой собственную несостоятельность. Вы – молодой, здоровый парень. Как вам не стыдно дурачить темных, несчастных старух, обещая им царствие небесное?!
– А не вы ли, Сергей Александрович, своими писульками дурачите народ? Не вы ли лишаете людей последней капли веры, оставшейся в душе? Вы много хуже тех воинствующих безбожников тридцатых годов, которые по глупости и неведению рушили храмы. Вы – умный, но абсолютно беспринципный человек. Прикажут вам, вы и пишете… всякую галиматью!
Ах, как ненавидел Севастьянов в эту минуту молодого попика! Казалось, не существовало такой смерти, какой не предал бы его. В глубине души он понимал, отец Афанасий недалек от истины в своих обличениях, однако ни за что на свете он не признался бы даже самому себе в этом.
– Довольно слов, – наконец вымолвил он. – Пора, как видно, нам расстаться.
– Вы сами – исчадие ада! – в сердцах вскричал священник.
Севастьянов криво улыбнулся:
– Ну конечно, конечно… Я служу Князю Тьмы. Довольны признанием?! А теперь убирайтесь из моего дома! Святоша!
На следующий день отец Афанасий, погрузив в «Победу» свое семейство, отправился домой. Шел нудный осенний дождик. За окнами машины мелькали желтеющие березы, деревеньки с мокрыми крышами изб, печальные в этот час перелески. «Победа» неслась по совершенно пустынному шоссе с весьма приличной скоростью. Вот она преодолела подъем и рванула вниз, разгоняясь все больше и больше.
– Афоня, ты не быстро едешь? – спросила жена, сидевшая на заднем сиденье.
– Сейчас притормозим, – сказал отец Афанасий и вдруг с ужасом осознал: тормоза не работают. Он попытался переключить скоростную передачу на более низкую. Рычаг заклинило. А «Победа» неслась все быстрее и быстрее.
– Афоня! – закричала жена. – Что ты делаешь?!
Впереди, насколько помнил отец Афанасий, был крутой поворот. Он вцепился в руль, стараясь вписаться в вираж, однако это не удалось. Машину сбросило с шоссе, и она закувыркалась по полю, покрытому еще не сжатым овсом…
