Андрей Круз - Я еду домой! (Том 2)

– Это я, не беспокойся, – сказал он, выкладывая нам на тарелки половинки большого омлета с полосками бекона. – Преподобный распорядился.

– А почему?

– Ну…, – немного растерялся он, – вы же договорились на "Карго-Мастер", так?

– Да, но я из-за сумок удивился, – выдал я подготовленную версию. – Они же внутри остались.

– Это потому, что вас предупредить забыли, решили не брать, чтобы вы плохого не подумали. Сейчас прогуляемся и заберем… Или в машину с собой возьмите, вас же наверняка повезут.

– Так и сделаем, – кивнул я.

Немного успокоился, но мысль о том, что нам готовят подлянку, никуда не ушла. Просто не Маркус готовит, он душа простая и честная, а само лицо духовного звания, Преподобный Смит.

После завтрака мы пошли к самолетам. Неторопливо, наслаждаясь теплом и свежим воздухом. Маркус рассказывал о том, как огораживали безопасные территории, попутно отстреливая зомби. Я слушал его вполуха, равно как и Дрика, насколько я успел заметить. Она даже перчатки натянула сейчас, хотя раньше надевала их только тогда, когда в любой момент можно было ждать нападения. Значит, всерьез беспокоится.

Вытащили сумки из "сессны", с которой, судя по всему, расстаться нам предстояло при любых обстоятельствах, сложили их на бетоне. Глянул на часы – сейчас подъедут, если все правда.

Действительно, вскоре на летном поле появились две машины, открытые небронированные "хамви" пустынного цвета. В каждой сидело по два "добровольца" в черных кепи. Машины подъехали вплотную, скрипнув тормозами. Все четверо вышли, взяли нас в полукруг. Все рослые, крепкие, вооружены до зубов, винтовки увешаны всем, чем только можно, от коллиматоров до магнифайеров.[2] Точно наемники какие-то, вон даже "инсигнии"[3] с какой-то аббревиатурой наклеены на липучках "вэлкро"[4] на разгрузки. И черные кепи с теми же буквами.

Время сжалось, а потом растянулось за счет того, что мозг заработал удивительно быстро, анализируя каждую деталь, каждый намек на деталь разговора, каждую странность. Жаль, глаз не видно, все четверо в очках. Ну, ничего, у нас тоже очки, все взаимно.

Тучный здоровяк, тот самый, что вчера бил в спину "менялу", сказал мне, указав рукой в перчатке на головную машину:

– Садись туда, поедешь в Индепенденс. А ты во вторую.

Это было адресовано Дрике.

– А я куда? – спросила она, разыграв вполне невинное удивление.

– Преподобный приглашает тебя для беседы, – ответил тучный.

Мое отражение в стеклах у здоровяка смешное такое, искривленное, большая голова и крошечные ноги, и вообще меня перекосило. Говорит он спокойно, даже чуть скучновато. Никто из них не напряжен, рослый мужик, вооруженный SAW,[5] американской версией бельгийского "миними", вообще в другую сторону уставился, что-то разглядывает.

– А я собирался лететь прямо из Индепенденса, – закинул я последний пробный шар.

Внутри все замерло, я знал ответ заранее, но боялся услышать его на самом деле, все же надеялся на что-то другое, вроде "Как хотите" или даже "подожди, сейчас уточним". Но ответ был с совпадением в сто процентов по отношению к лекалу.

– Нет, там топлива мало, здесь все равно дозаправишься, – решительно ответил здоровяк.

Бледное лицо, бородка "готи", очки у него вообще синие, зеркальные. Руки скрещены на немалом животе, но видно, что не рыхлый он, мощный, бороться с таким возьмешься – задавит. Говорит уверенно, но у меня уже в голове красный сигнал тревоги вспыхивает с частотой стробоскопа. Внутри пустота и поднимается волна какой-то веселой злости. Шансов мало, но что делать дальше – уже ясно.

Преподобный что-то задумал.

Преподобный вчера ел глазами девочку и чуть не слюни ронял, поэтому нетрудно догадаться, что он задумал.

Они хотят, чтобы мы разделились. Опасаются моей реакции на "беседу"?

Почему надо опасаться моей реакции? Он задумал плохое?

Если мы заподозрим что-то плохое, что станем делать? Протестовать, возмущаться, перепробуем все относительно мирные способы, потом, возможно, перейдем к агрессии.

Ждут ли от нас агрессии сейчас? Безусловно нет, мы не сказали вслух ни слова протеста.

Успеют они среагировать, если я начну первый, без лишних слов? Если не первый, то точно успеют. Скорее всего, у них появится новый "грешник" для смолы и перьев, верующие будут в восторге.

А если все же первый? А мы проверим.

– Ну, как скажешь! – сказал я громко и отчетливо, увидев краем глаза, как слегка дернулась Дрика при этих словах – она поняла.

– Сумки возьму, – сказал я, кивая в сторону нашего "обменного фонда", лежащего на земле.

Тучный просто коротко кивнул, толстые и мощные его руки даже на миллиметр не придвинулись к висящему на боку автомату. Они ничего от нас не ожидали. Пулеметчик даже смотрел куда-то в другую сторону. Бунты начинаются не так. Бунты начинаются со споров и претензий.

Современные автоматы, исключая наш родной "калашников", для рукопашной не предназначены. И с трехточечной подвески драться им тоже несподручно. Поэтому Маркус просто получил ногой в солнечное, каблуком, с ходу, со всей дури, на которую я был способен, а дури у меня много. И выбыл из списков противостоящих нам противников.

Запомнился только открывающийся в удивлении рот здоровяка. Пуля ударила его в переносицу, сломав очки пополам. Странно, что я так точно попал – я начал стрелять почти не целясь, полагаясь на то, что с такой дистанции все равно не промахнусь, но так…

Они стояли почти на одной линии от меня, когда я сместился к Маркусу, так получилось. И они действительно не ждали. Я просто провел по ним длинной очередью, на половину магазина, примерно, следя больше не за прицелом, а за тем, чтобы ствол не увело. Промахиваться трудно с такого расстояния, это как ножом тыкать. Автомат трясся в руках, гильзы летели струйкой, по плавной дуге. Второй, стоящий за толстяком, тоже свалился почти сразу от нескольких пуль, в грудь и шею. Третий поймал все в грудь в грудь, в бронепластину. "Плэйт-карриер"[6] его защитил, но дыхание все же сбил, не дав быстро вскинуть автомат.

Пулеметчик в это время дернулся в сторону, пытаясь вскинуть свое неповоротливое оружие, и споткнувшись, завалился на асфальт. Периферийным зрением я увидел Дрику, стоящую в классической стойке для ведения огня из автомата, так, как я ее учил. С пламегасителя часто срывались хвосты пламени, она стреляла уверенно и ловко, как стреляют люди, кому оружие так же привычно, как собственные руки. Не срываясь в истерику длинных очередей, не делая пауз, чтобы убедиться в результате. Это и называется "огнем на поражение". Окончательное поражение, насмерть.