Он смог пересечь кладовую, но нам пришлось помогать ему подниматься по трем ступеням и проталкивать через низенькую дверь. В моем кабинете, выпрямившись, он уже едва дышал, его глаза начали стекленеть. Я с ужасом заметил, что правый угол рта Коффи опустился. Ту же асимметрию мы видели и у Мелинды, когда вошли в ее комнату.
Дин услышал нас и вскочил из-за стола.
— Слава Богу! Я думал, вы никогда не вернетесь. Я уж решил, что вас поймали, что Мурс приказал вас арестовать, что… — Он замолчал, увидев Джона. — Господи, что это с ним? Он что, умирает?
— Он не умирает… так ведь, Джон? — Зверюга взглядом показал Дину, что сначала надо думать, а уж потом говорить.
— Разумеется, нет… я выразился фигурально. — Дин нервно хохотнул. — Но он такой…
— Не бери в голову, — оборвал его я. — Лучше помоги препроводить его в камеру.
Вновь мы превратились в холмики, прилепившиеся к горе. Только эту гору миллионы лет разъедала эрозия, так что она могла развалиться в любую минуту. Джон Коффи шел медленно, дыша через рот, как глубокий старик, который слишком много курил, но шел.
— Как Перси? — спросил я. — Бушевал?
— Поначалу, — ответил Дин. — Пытался даже кричать, несмотря на ленту, которой ты залепил ему рот. Наверное, ругался.
— Как же мне повезло, — буркнул Зверюга. — Хорошо, что мои нежные уши всего этого не слышали.
— А потом время от времени пинал дверь, знаете ли, — затараторил Дин. Чувствовалось, что он страшно рад нашему появлению. Его очки сползли на мокрый от пота нос, он вернул их на место. Мы миновали камеру Уэртона. Никчемный парень лежал на спине, на этот раз с закрытыми глазами, и громко храпел.
Дин перехватил мой взгляд, брошенный на Уэртона, и рассмеялся.
— Вот уж кто не доставил мне никаких хлопот! Не шевельнулся с того момента, как улегся на койку. Спал как убитый. А то, что Перси колотился в дверь, даже и хорошо. Честно скажу, меня это радовало. Если б он затих, я бы начал волноваться, не задушил ли его кляп. Но знаете, в чем мне повезло? Я вам сейчас скажу. Всю ночь сюда никто не заходил! — И он закончил звенящим от радости голосом: — Мы выкрутились! Выкрутились!
Тут он вспомнил, ради чего все затевалось, и спросил о Мелинде.
— У нее все хорошо. — Мы добрались до камеры Джона. Вот тут до меня начал доходить смысл сказанного Дином: «Мы выкрутились! Выкрутились!»
— Это было… вы понимаете… как с мышонком? — спросил Дин. Он бросил быстрый взгляд на пустую камеру, которую занимали Делакруа и Мистер Джинглес, на изолятор, откуда впервые появился мышонок. Голос Дина упал до шепота, как случается, когда человек входит в большую церковь. — Это было… — Он шумно сглотнул. — Вы знаете, что я имею в виду… Это было чудо?
Мы трое переглянулись, словно хотели убедиться, что в этом вопросе расхождений у нас нет.
— Джон вытащил ее из могилы, вот что он сделал, — ответил за всех Гарри. — Да, это было чудо, по-дугому и не скажешь.
Зверюга открыл оба замка, затем подтолкнул Джона к камере.
— Заходи, здоровяк. Немного отдохни. Ты это заслужил. А мы пока разберемся с Перси…
— Он — плохой человек, — автоматически пробубнил Джон.
— Ты прав, он злобный, как ворлок, — согласился Зверюга, в голосе его слышались успокаивающие интонации, — но тебе волноваться из-за него незачем. Мы его к тебе не подпустим. Ты ложись на койку, а я прямо сейчас принесу тебе кружку кофе. Горячего и крепкого. И ты сразу станешь другим человеком.
Джон тяжело опустился на койку. Я подумал, что он вытянется на ней и, как обычно, повернется лицом к стене, но он остался сидеть. Руки его как плети болтались между колен, он опустил голову и тяжело дышал открытым ртом. Медальон со святым Христофором, который дала ему Мелинда, вывалился из-под куртки и болтался в воздухе. Он убережет тебя, сказала она ему, но пока святой ничем не помог Джону. Он словно занял место Мелинды в могиле, о которой упоминал Гарри.
Но в тот момент я не мог позволить себе думать о Джоне Коффи. Я повернулся к остальным.
— Дин, достань револьвер и дубинку Перси.
— Хорошо. — Дин прошел к столу и отпер ящик, в котором лежали револьвер и дубинка, вытащил их.
— Готовы? — спросил я всех троих.
Они кивнули. Это были достойные люди, поведением которых в ту ночь я мог гордиться. Гарри и Дин немного нервничали, Зверюга же являл собой олимпийское спокойствие.
— Хорошо. Говорить буду я. Чем реже вы будете открывать рот, тем быстрее закончится наша беседа… хорошим или плохим. Согласны?
Вновь они кивнули. Я глубоко вздохнул и зашагал по Зеленой миле к изолятору.
Перси вскинул голову, прищурился от яркого света из коридора. Он сидел на полу и лизал кусок изоленты, которой я залепил ему рот. Второй кусок, круговой, отвалился (вероятно, пот или бриллиантин тому поспособствовали). Еще час — и он орал бы во весь голос.
Перебирая ногами, он подался от нас, но вскоре остановился, осознав, что деваться все равно некуда и дальше стены не уползешь.
Я взял у Дина револьвер и дубинку, показал Перси.
— Хочешь получить их назад?
Он подозрительно посмотрел на меня, потом кивнул.
— Зверюга, Гарри, поднимите его на ноги.
Они наклонились, подхватили Перси под упрятанные в брезент руки и поставили на ноги. Я подошел к нему вплотную. Мне в нос ударил запах пота, в котором Перси просто купался. И вспотел он не потому, что очень уж пытался вырваться из смирительной рубашки. Нет, он потел от страха, гадая, что мы сотворим с ним, когда вернемся.
Ничего плохого со мной не будет, наверное, думал Перси, они не убийцы… а потом вспоминал о Старой Замыкалке, и до него доходило, что в определенном смысле мы самые настоящие убийцы. Я лично отправил на тот свет семьдесят семь человек, больше, чем любой из тех, на чьей груди я закреплял ремень, больше, чем сержант Йорк, герой первой мировой войны. По логике, мы не могли убить Перси, но наши действия уже отличала алогичность, говорил он себе, сидя на полу со связанными руками и куском изоленты на физиономии. А кроме того, человеку трудно рассуждать логично, если он сидит в изоляторе, спеленутый смирительной рубашкой, словно муха, аккуратно упакованная в паутину.
Короче, момент для беседы с ним был самый подходящий.
— Я сниму изоленту, если ты пообещаешь, что не будешь вопить. Я хочу с тобой поговорить, так что крики мне ни к чему. Что скажешь? Обойдемся без них?
Я увидел облегчение в его глазах. Он понял: раз я хочу поговорить, значит, у него есть шанс остаться живым и невредимым. Перси кивнул.
— Если начнешь орать, изолента вернется на прежнее место, — предупредил я. — Это тебе понятно?
