- Ты преувеличиваешь. — Павел, без спроса, потянулся за бутылкой, налил себе и выпил без закуски, без гурманства, без апельсина и корицы. — Если бы эпидемия была в самом разгаре — это не получилось бы скрывать.
- Хм. — Третьяков прищурился. — А это уже из области математики. Нужен точный расчёт. Сколько дней назад Босфорский грипп был занесён в Москву? Дней семь-восемь, не больше, — верно? В первые дни говорили о нескольких десятках заражённых, которых поместили в карантин. Потом — в основном в сети, — появлялись непроверенные сведения о трёх-четырёх тысячах больных. Давай представим себе, что сейчас их… — Третьяков чуть задумался. — Ну, пусть, сто тысяч. Это меньше одного процента горожан, не считая приезжих. Понимаешь, тут есть одно противоречие. В большом городе куда легче скрыть нечто масштабное, в том числе эпидемию. С другой стороны, даже ничтожный процент заболевших от общего числа жителей мегаполиса — это уйма людей, разносящих заразу.
- Откуда ты всё это знаешь? — После долгого молчания спросил Павел. — Не по телевизору же такое сказали?
- Телевизора не держу. Узнал отсюда, — Третьяков постучал себя длинным пальцем по макушке. — Всего лишь проанализировал информацию, которая мне доступна. Никаких секретов. Люди давно уже привыкли жить, не размышляя, не складывая два и два. Я живу по-другому.
- Зачем? — Тоскливо выдавил управдом. — Обманываться — легче.
- Знаю. — Третьяков, с серьёзным видом, кивнул. — Но меня так научили… на работе…
Коллекционер замолчал. Павел тоже примолк. В наступившей тишине было отчётливо слышно, как Струве, вслед за электронным учителем, бубнил: «Я гулял в парке и встретил своего друга. Гуляя по парку, я встретил своего друга. Во время прогулки в парке я встретил своего друга».
- Ты пойдёшь со мной? — Наконец осмелел Павел.
- Перевоплощаться? — Скептически хмыкнул «ариец».
- Нет. Помогать мне… Нам… В качестве коллекционера Третьякова, а не стрелка Армани.
- Ты серьёзно?
- А похоже, что я шучу?
«Ариец» покачал головой — не то с укоризной, не то с сочувствием. Не присев, склонился над сидевшим на табурете Павлом, пристально глянул тому в глаза.
- Нет, извини, это не для меня.
- Без тебя может ничего не получиться. — Произнёс управдом. В его голосе не осталось энергии, — только усталость. В эту минуту он был не способен убеждать.
- Я отвезу тебя… Вас обоих. — Третьяков покосился на дверь, из-за которой слышался заунывный голос Струве. — Отвезу, куда скажешь. И всё.
- Тогда зачем ты явился в клинику? Зачем помогал мне? — Павел продолжал ощущать себя говорящим автоматом: механизмом без эмоций и интонаций.
- Мне надо было знать: куда исчез кусок моей жизни. Кто и зачем позаимствовал его. Ты рассказал. Что до всего остального…у тебя слишком сильные враги. — «Ариец» скорчил странную гримасу — не то презрения, не то затаённой боли. — Во всяком случае, один из них.
- Ты о том существе, из клиники? — Управдом нашёл в себе силы удивиться; он отчего-то полагал, что на испуг Третьякова не возьмёшь.
- Это человек. — Коллекционер сделался задумчив. — Хотя таких, как он, я прежде не видел. Поверь мне на слово: я не прочь подраться. И вытерпеть боль — тоже смогу. Но этот тип умеет залезать в голову. Голова — для меня святое, — Третьяков выдавил ироничную усмешку.
- Что ты сделал с ним? — Павел неожиданно вспомнил свои галлюцинации: ковбой Мальборо разряжает верный «кольт» в чудовищного богомола. — Убил? Ранил?
- Вообще ничего не помнишь? — Нахмурился коллекционер. — Я стрелял из обычного травмата, может, слегка поцарапал ему руку. А он попробовал полоснуть меня ножом. И тоже едва задел. Думаю, сейчас он жив и здоров. И, конечно, чертовски опасен! Особенно для таких, как я, — с хрустальной головой.
- С чем? С какой? — Путано переспросил удивлённый управдом.
- Не важно. — Отмахнулся «ариец». — Так куда вас отвезти? Моя машина у подъезда.
- На вокзал. — Павел пожал плечами. — У меня выбор не велик. Я должен добраться до своих. До своей семьи.
- А он? — Третьяков кивнул в направлении Струве. — Пойдёт с тобой?
Павел задумался. Он не ожидал, что события станут развиваться таким образом, потому ощущал растерянность. В самом деле, как быть с маститым эпидемиологом? Да какое там: наука — в прошлом; кто он теперь? Средневековый алхимик? Удастся ли с ним объясниться? Убедить следовать за собой и не открывать прилюдно рот? Может, фантастическая способность к изучению языков помогла бывшему профессору стать хоть немного вменяемым? Может, теперь он способен понимать русскую речь? По словам Третьякова, Струве старается в этом преуспеть. Даже сейчас что-то бормочет. «Мы встречаем гостей хлебом-солью, головой болью. Наши гости будут жить в голове. Наши гости близко. Наши гости уже в дверь стучат, в череп стучат…. Мы встречаем гостей хлебом-солью…»
- Это из курса? Считалка? — Павел ещё продолжал говорить, когда «ариец» переменился в лице, ногой распахнул дверь комнаты, приютившей Струве, ворвался внутрь.
Эпидемиолог, хоть и одетый поприличней, чем Павел в момент пробуждения — не в пижаму, а в толстовку и объёмные домашние шаровары, которые, при желании, можно было принять за спортивные штаны, — выглядел жалко. Слёзы струились по его щекам. Очки упали на компьютерный стол. Волосы были взъерошены, а под левым ухом краснела ссадина. Впрочем, её Струве вполне мог заработать в клинике, во время противостояния с богомолом. Резко контрастируя с внешним обликом профессора, его голос, повторявший ерунду, звучал чётко, громко и даже, пожалуй, выразительно. Третьяков подскочил к Струве, обхватил его голову обеими руками и повернул к свету; приподнял тому веки.
- В трансе! Зрачки закатились. — Констатировал он. — Нужно уходить!
- Куда? Почему? — Павел на мгновение подумал, что коллекционер выгоняет его: решил избавиться от нежелательных гостей незамедлительно.
- Твой враг — он, похоже, выследил нас. Я подозревал… Всё-таки он успел добраться до меня, даже через дверь палаты, узнал адрес…
- Враг?
- Ты называешь его богомолом. Не спорю — похож! Грёбаный пожиратель мозгов! Думаю, он совсем рядом. Если представить, что этот вундеркинд, — Третьяков хлопнул Струве по плечу, — Что-то вроде приёмника, поймавшего волну, — значит, сама волна — чёткая. А значит, передатчик близко!
Павел, хоть и был напуган предположением «арийца», взглянул на того с интересом: коллекционер как-то сразу и бесповоротно поверил в сверхъестественное; словно давно готовился к тому, что оно ворвётся в его жизнь. В другое время управдом покраснел бы от смущения: он сам, на месте Третьякова, намного дольше оставался неверующим Фомой. Но сейчас такой роскоши — испытывать неловкость — он себе позволить не мог. Павел почти мгновенно поверил Третьякову, хотя тот не привёл ни единого доказательства собственной правоты.
