Он выждал, пока пьяненький клиент сделал попытку встать и подойти. Увидев, что тот не вполне владеет ножками, Пенек сжалился и подсел к Упадочному за столик. Потом привычным движением сунул руку в штаны и спросил со значением:
— Лизнешь?
Артемий оскорбился и потянулся за бутылкой, чтобы трахнуть Пенька по черепу.
Тем временем тот успел извлечь на свет удостоверение личности. Между корочками обнаружилась невероятно древняя марка, с замусоленных краев которой давно осыпались зубцы. Марка сохранилась в относительно целом виде по единственной причине: Пенек настаивал, что это легендарный «черный Ленин», доставшийся его отцу от наркомана-филателиста, застреленного Заблудой-младшим. На одной стороне марки действительно угадывался полузатертый лобастый профиль с козлиной бородкой и надпись «4 коп.». Некогда темный фон полинял до неразличимой серости, но плодородный слой, очевидно, имелся, хотя и приобрел оттенок младенческого кала.
Раньше угощение подобным раритетом польстило бы образованному клиенту; теперь же — вряд ли.
— Ты чего мне грузишь, падла? — строго спросил Упадочный, снова хватаясь за бутылку.
— Вечный кайф, дубина! — нагло заявил Пенек и любовно погладил вонючий клочок. — Не жевать! — поспешно предупредил он, спохватываясь и отдергивая руку.
Даже Артемию в его упадочном состоянии стало ясно, что марку лизали до него неоднократно и, возможно, не очень здоровые люди. Судя по всему, Пенек просто бросил пробный шар — и мимо.
Упадочный выпустил из руки горлышко бутылки, отрицательно помотал головой, потом подождал, пока перед глазами перестало болтаться взбаламученное пространство.
За истекшие несколько минут окружающая действительность изменилась только к худшему. Красномордый громила отобрал у старухи ведро с объедками и пинал ее сапогами в живот. Лужа свежей блевотины отнюдь не украшала интерьера.
Упадочный скривился и сделал жест, означавший отмену заказа. Теперь была задета профессиональная гордость Пенька.
— Подушечки, — предложил тот. — Чистяк, без сахара. Недельные грибочки. Под самогончиком проскочишь за милую душу — прямиком в рай! Или в горячий цех. Там тоже интересно, хотя и не так смешно. Многим нравится даже больше. Только чем платить будешь, говновоз?
«Черный Ленин» мгновенно исчез из виду, а вместо него в ладони Пенька действительно появились спрессованные кусочки белесого вещества, похожие на выбитые передние зубы.
На «говновоза» Артемий не обиделся. В конце концов, это было его работой, которой он не стыдился. Сам он считал себя рудиментарным интеллигентом. Он только не мог понять, каким образом Пенек разглядел истину. Может быть, просто учуял?..
Упадочный поздравил себя с верным ходом и уже приготовился расстаться с верхней частью туалета во имя положительных эмоций, но тут дверь забегаловки с грохотом распахнулась. Артемий воззрился на кайфоломов с негодованием, быстро сменившимся растерянностью. Судьба отвесила ему очередную оплеуху.
На пороге возникли три внушительные фигуры, две из которых он узнал сразу, несмотря на вызванные алкоголем сложные оптические эффекты и тусклое освещение. Это заставило его слегка протрезветь.
Впрочем, другие тоже почувствовали себя неуютно. Бармен от испуга выронил глиняный стакан. Бывший зэк с Дачи застыл с занесенной ногой. Пенек, потерявший изрядную долю своего оптимизма, сделал страшную гримасу, сглотнул слюну и прошептал:
— Потрошители, мать их!..
Однако для кое-кого дело обстояло еще хуже. Две блестящие штуковины, торчавшие из кобур на поясе высокого мужика, несомненно, были легендарными пистолетами Начальника. Посмотрев повыше, Упадочный наткнулся на взгляд, в котором застыли холодная издевка и смерть. В буквальном смысле. Он увидел стеклянные глаза реанимированного существа, которое побывало на другой стороне жизни и получило отсрочку — совсем недолгую по адским понятиям. Похоже, Начальник повстречал ТАМ нечто такое, в сравнении с чем земная суета и человеческая мораль не значили ровным счетом ничего и были попросту смешными.
Замораживающий взгляд Начальника переместился на красномордую особь. Новый хозяин города улыбнулся. У него было гладкое лицо без возраста и ровные красивые зубы. Белые, как у зверя. В очертаниях губ — ничего порочного. И все равно его улыбка была пугающей, будто оскал самого Сатаны.
— Помнишь меня? — спросил Начальник бесцветным и бесстрастным голосом автомата.
Краснорожий не сумел даже кивнуть. Он привалился к стене, словно раненый медведь, и вытащил из-за голенища старый штык, лезвие которого было покрыто ржавчиной и казалось не слишком большим в его мохнатой лапе.
Улыбка Начальника выразила бесконечное презрение. В следующий момент громила с ревом бросился на него.
Упадочному показалось, что пистолет из правой кобуры сам прыгнул в руку Начальника. Во всяком случае, движение было практически неуловимым. Выстрел прозвучал гулко, породив затухающее эхо. Пуля попала краснорожему в рот, снесла правую половину нижней челюсти и превратила глотку в зияющую дыру, окаймленную осколками зубов. В глубине ее вскипал и пенился кровавый бульон. Глаза краснорожего вылезли из орбит, а рев перешел в дикий хрип.
Начальник перехватил его руку, державшую штык, и резким ударом сломал ее в локте. Клинок выпал прямо в его подставленную ладонь.
Все произошло так быстро, что Артемий успел бы только сосчитать до трех. На счет «три» Начальник уже воткнул штык в пульсирующее горло краснорожего и предоставил тому биться в агонии. Воспользовавшись ситуацией, полуживая старуха вновь подползла к ведру и торопливо сунула в него свои лапки. Ее истязатель подох на полу рядом с нею, пуская розовые пузыри.
После этого из-за спины хозяина выступила Муза, взиравшая на экзекуцию со спокойствием фронтовой медсестры.
У Артемия отвисла челюсть. Его бывшая сожительница радикально преобразилась. Теперь она была одета в черную куртку из плохо выделанной воловьей кожи. На голове туго сидела кепка с длинным козырьком, а на пышной груди болталась какая-то побрякушка, почти наверняка обозначавшая чин в новой иерархии холуев.
Однако самой важной и многозначительной деталью, с точки зрения Упадочного, была деревянная кобура, висевшая у Музы на боку. Он не знал, есть ли что-нибудь внутри, но при виде одной этой кобуры становилось ясно, что шутки кончились.
И опять интуиция не подвела поэта. «Близнец» — теперь он мог точно сказать чей — приобрел цвет раскаленного уголька, вопиющий о смертельной угрозе. Комок застрял у Артемия в горле.
