— Челный челаек! — вскрикнул Джо так яростно, что они буквально подпрыгнули от неожиданности. Он вскочил на ноги и, скрючив пальцы, вытянул вперед руки, словно миниатюрная копия Бела Лугоши. — Челный челаек! Плохие сны! Гонится! Гонится за мной! — Он прижался к Надин и опасливо уставился в темноту.
Наступило молчание.
— Это безумие, — сказал Ларри и запнулся. Все смотрели на него. Внезапно темнота показалась еще более темной, а Люси снова стала выглядеть испуганной.
Ларри заставил себя продолжить.
— Люси, тебе никогда не снились сны о… ну, об одном месте в Небраске?
— Как-то раз мне приснился сон о старой негритянке, — сказала Люси, — но он был коротким. Она сказала мне что-то вроде того, чтобы я приходила повидать ее. А потом я снова оказалась в Энфилде, и… этот жуткий парень гнался за мной. Потом я проснулась.
Ларри посмотрел на нее таким долгим взглядом, что она покраснела и опустила глаза.
Он посмотрел на Джо.
— Джо, тебе когда-нибудь снился сон о… ну, кукурузе? О старой женщине? О гитаре?
Джо ничего не ответил и только посмотрел на него.
— Оставь его в покое, ты только сильнее его расстроишь, — сказала Надин.
Ларри поразмыслил.
— Дом, Джо? Маленький дом с крыльцом на домкратах?
Ему показалось, что в глазах у Джо он заметил блеск.
— Прекрати, Ларри! — сказала Надин.
— Качели, Джо? Качели из шины?
Джо неожиданно рванулся из объятий Надин. Он вынул большой палец изо рта. Надин попыталась удержать его, но он вырвался.
— Качели! — возбужденно сказал Джо. — Качели! Качели! — Он отбежал от них в сторону и показал сначала на Надин, а потом на Ларри. — Она! Ты! Много!
— Много? — переспросил Ларри, но Джо уже успокоился.
У Люси Сванн был удивленный вид.
— Качели, — сказала она. — Я тоже их помню. — Она посмотрела на Ларри. — Почему у нас одни и те же сны? Кто-то облучает нас волнами?
— Я не знаю. Он посмотрел на Надин. — Ты тоже все это видела?
— Мне не снятся сны, — ответила она резко и тут же опустила глаза. Он подумал: — Ты лжешь. Но почему?
— Надин, если ты… — начал он.
— Я же сказала тебе, что мне не снятся сны! — закричала она пронзительным, истерическим голосом. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем ты изводишь меня?
Она встала и отошла от костра.
Люси неуверенно посмотрела ей вслед, а потом тоже поднялась на ноги.
— Я пойду к ней.
— Хорошо. Джо, останешься со мной, о'кей?
— Кей, — сказал Джо и начал расстегивать футляр с гитарой.
Люси вернулась с Надин через десять минут. Обе они были заплаканы, но Ларри заметил, что теперь между ними установились хорошие отношения.
— Извините меня, — сказала Надин Ларри.
— Ничего страшного.
Больше эта тема не поднималась. Они сидели и слушали, как Джо исполняет свой репертуар. Он делал большие успехи, и теперь наряду с мычанием и похрюкиванием изо рта у него вылетали отдельные слова.
Наконец они улеглись спать: Ларри с одного конца, Надин с другого, а Джо и Люси посредине.
Сначала Ларри приснился сон о черном человеке на возвышении, а потом о старой негритянке на крыльце. Но в этом сне он знал, что черный человек идет за ним по кукурузному полю с прилипшей к его лицу ужасной усмешкой.
Ларри проснулся среди ночи, задыхаясь от ужаса. Остальные спали, как убитые. Черный человек шел за ним не с пустыми руками. С собой он нес полуразложившееся и распухшее тело Риты Блэкмор. Он почувствовал непреодолимое желание броситься к его ногам, выкрикнуть свою вину и смиренно признать, что никакой он не симпатичный парень, что он неудачник, что он создан для того, чтобы брать.
Наконец он снова заснул. Других снов в эту ночь ему видеть не пришлось.
— О Господи, — опустошенно сказала Надин. Ларри посмотрел на нее и увидел в ее глазах такое глубокое разочарование, при котором не помогают даже слезы. Лицо ее побледнело, а прекрасные глаза затуманились и стали смотреть в одну точку.
Было четверть восьмого утра девятнадцатого июля, и тени их были еще очень длинными. Они ехали целый день и лишь несколько раз останавливались для короткого пятиминутного отдыха. На ленч в Рэндольфе у них ушло всего полчаса. Никто из них не жаловался, хотя после шести часов непрерывной езды на мопеде тело Ларри онемело, и он чувствовал себя так, словно в него вонзили множество иголок.
Теперь они стояли рядком перед металлическим забором. Внизу под ними расстилался город Стовингтон, вид которого не слишком изменился с тех пор, как Стью Редман смотрел на него в последние два дня своего заточения. За забором и лужайкой, которая когда-то выглядела аккуратно, а теперь заросла и была усыпана листьями и ветками, занесенными сюда ветром во время послеполуденных гроз, стояло само здание высотой в три этажа. Ларри предположил, что большая часть его скрыта под землей.
Место было пустынным и тихим.
В центре лужайки была надпись:
СТОВИНГТОНСКИЙ ЦЕНТР ПО ИЗУЧЕНИЮ ЧУМЫ ЭТО ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ!
ПОСЕТИТЕЛИ ДОЛЖНЫ ОТМЕТИТЬСЯ НА ГЛАВНОЙ ПРОХОДНОЙ Внизу была еще одна надпись, и на нее-то они и смотрели:
ПО ШОССЕ N7 ДО РУТЛАНДА ПО ШОССЕ N4 ДО ШУЙЛЕРВИЛЛЯ ПО ШОССЕ N29 ДО I-87 ПО I-87 НА ЮГ ДО I-90 ПО I-90 НА ЗАПАД ЗДЕСЬ ВСЕ МЕРТВЫ МЫ ЕДЕМ НА ЗАПАД В НЕБРАСКУ СЛЕДУЙТЕ ЗА НАМИ СЛЕДИТЕ ЗА НАДПИСЯМИ ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР ФРЭНСИС ГОЛДСМИТ СТЮАРТ РЕДМАН ГЛЕНДОН ПЕКВОД БЭЙТМЕН 8 ИЮЛЯ 1990 ГОДА
— Гарольд, дружище, — пробормотал Ларри. — Мне не терпится пожать тебе руку и купить тебе пива… или шоколадной карамели.
— Ларри! — вскрикнула Люси.
Надин потеряла сознание.
42 Без двадцати одиннадцать двадцатого июля она вышла на веранду, неся с собой кофе и тосты. Стояла середина лета, самого прекрасного лета, которое Матушка Абагейл могла припомнить с 1955 года, когда ее мать умерла в возрасте девяноста трех лет. Жаль, что нет больше людей, чтобы наслаждаться им, — подумала она, осторожно усаживаясь в качалку без подлокотников. Но наслаждались ли они когда-нибудь летом? Некоторые, конечно, да: молодые влюбленные и старики, чьи кости помнили смертельные объятия зимы. Но теперь почти все они умерли. Бог послал на людей тяжелую кару.
Кто-то, может быть, и стал бы утверждать, что эта кара несправедлива, но не Матушка Абагейл. Когда-то Он сделал это с помощью воды, а когда-нибудь он сделает это с помощью огня. Кто она такая, чтобы судить Бога?
Она размочила тост в кофе, чтобы он стал достаточно мягким. Шестнадцать лет назад она распрощалась со своим последним зубом. Беззубой она вышла из утробы матери, и беззубой она ляжет в могилу.
