ОН СКАЗАЛ, ЧТО ПОСЛАН ПРЕДУПРЕДИТЬ, НО ВМЕШАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО… БУДТО… ОН РЯДОМ С ПАПОЙ ПОТОМУ, ЧТО ПАПА КОГДА-ТО ПРИСУТСТВОВАЛ ПРИ… НЕ ПОМНЮ! НЕ ПОМНЮ!
— …При отделении души, — шепотом закончила Рейчел забытые дочкой слова. Пальцы впились в матерчатую сумочку. — Господи, неужто он так и сказал?
Она попыталась разобраться в мешанине мыслей, привести их в порядок. Что творится дома? Что-то непонятное, сверхъестественное снедает их, помимо вполне понятного горя. Почему их поездка через всю страну так похожа на бегство? Что знала Элли о молодом человеке, который умер в первый же рабочий день Луиса?
Ничего! — безжалостно подсказала память. Ты же скрывала от дочери, как и все, что касается смерти — даже нескорой еще смерти ее кота. Помнишь ту глупейшую, тупейшую ссору? Ты боишься смерти, потому и от дочери скрывала и скрываешь поныне. Да, его звали Паскоу, Виктор Паскоу. И, видишь, как все ужасно оборачивается? Видишь? Господи, так что, что в конце концов происходит?!
Она нашла-таки монетку, но рука так тряслась, что она не сразу попала в щель телефона-автомата. На этот раз она позвонила мужу на работу, в университет. Трубку подняла Чарлтон. Звонок ее, видать, озадачил. Нет, сегодня она Луиса не видела, да и с чего бы ему сегодня появляться на работе? Она еще раз выразила Рейчел соболезнование. Та поблагодарила и попросила ее передать Луису — случись ему заглянуть в лазарет — чтобы позвонил тестю с тещей. Да, номер он знает. Не хотелось говорить старшей сестре (впрочем, она и так небось знает. Чарлтон — баба ушлая!), что тесть с тещей живут за тридевять земель.
Она повесила трубку. Ей сделалось жарко, хотя била дрожь.
ДОЧЬ ГДЕ-ТО СЛУЧАЙНО УСЛЫШАЛА ИМЯ ПАСКОУ. ВОТ И ВСЕ. ВЕДЬ ОНА У МЕНЯ НЕ В СТЕКЛЯННОЙ КЛЕТКЕ РАСТЕТ, КАК… ХОМЯК КАКОЙ-НИБУДЬ. СЛЫШАЛА ПО РАДИО. ИЛИ КТО В ШКОЛЕ УПОМЯНУЛ. ВОТ И ОТЛОЖИЛОСЬ В ПАМЯТИ. ОНА ДАЖЕ СЛОВА НЕПОНЯТНЫЕ НЕ ЗАПОМНИЛА. ВОТ ЕЩЕ ОДНО ПОДТВЕРЖДЕНИЕ, ЧТО ПОДСОЗНАНИЕ — ТОЧНО ЛИПУЧКА ДЛЯ МУХ, ВСЕ ПРИСТАЕТ, КАК ПСИХОАНАЛИТИКИ В ВОСКРЕСНЫХ ГАЗЕТАХ УТВЕРЖДАЮТ.
Вспомнилось, что в школе учитель психологии говорил, что при определенных условиях память может восстановить имена каждого, с кем доводилось знакомиться, каждое блюдо, которое довелось отведать, погоду каждого прожитого дня. Он очень убедительно попробовал доказать столь невероятное утверждение, дескать, наша память — компьютер с неисчерпаемой вместимостью. Одних клеток — тысяча биллионов. А сколько информации вмещает каждая клеточка? Неизвестно. Их хватит на всю жизнь, не придется даже стирать старую информацию, чтобы освободить место для новой.
Сознание порой нарочно блокирует те или иные факты, чтобы избежать безумия, вызванного обилием информации.
«Вы можете забыть, куда положили носки, — говорил учитель психологии. — Немудрено. Если учесть, что в одной-двух клеточках столько же сведений, сколько в Британской Энциклопедии».
В классе тогда поднялся смех.
НО СЕЙЧАС НЕ УРОК ПСИХОЛОГИИ В УДОБНОМ, СВЕТЛОМ КЛАССЕ, ГДЕ НА ДОСКЕ НАПИСАНЫ СПАСИТЕЛЬНЫЕ ТЕРМИНЫ, А УМНИК-ПРЕПОДАВАТЕЛЬ РАСПИНАЕТСЯ, СЧИТАЯ МИНУТЫ ДО ЗВОНКА. ЧТО-ТО НЕ ТАК! ЧТО-ТО ЗДЕСЬ НЕ ТАК! НЕПОНЯТНО, КАК СВЯЗАНЫ ПАСКОУ, ГЕЙДЖ, ЧЕР, НО ЯСНО: ЧТО-ТО ИХ ВСЕХ СВЯЗЫВАЕТ С ЛУИСОМ. ВОТ ТОЛЬКО ЧТО?
Вдруг — словно холодной медузой в лицо — ее ошеломила догадка. Рейчел схватила трубку, нашарила в маленьком корытце возвращенную автоматом монетку. Неужели Луис задумал самоубийство? И поэтому чуть не силком выпроводил их из дома? И Элли не просто увидела сон, а… ах, чертова психология! На нее снизошло что-то вроде озарения.
На этот раз она позвонила Джаду Крандалу (все так же, за счет вызываемого). Телефон прогудел пять… шесть… семь раз. Рейчел уже собиралась бросить трубку, как вдруг услышала:
— Вас слушают!
— Джад! Джад! Это…
— Одну минутку, — прервала ее телефонистка и обратилась к Джаду. — Вы готовы оплатить разговор с миссис Крид?
— Ясное дело!
— Простите, сэр, это означает «да» или «нет»?
— Означает, означает! — буркнул Джад.
Телефонистка помолчала, видимо, переводя реплики старика на общепринятый язык, потом обратилась к Рейчел:
— Прошу вас, говорите.
— Джад, вы Луиса сегодня видели?
— Сегодня? Утверждать не берусь, я сам в отъезде был, в Бруер за продуктами катался. После обеда ковырялся в саду, за домом. А что?
— Да, собственно, ничего особенного. Просто Элли в самолете приснился дурной сон, вот я и решила: позвоню домой, чтобы ее успокоить.
— В самолете? — В голосе Джада мелькнуло недоумение. — А где вы, Рейчел?
— В Чикаго. Мы с Элли побудем некоторое время у моих родителей.
— И что, Луис не захотел поехать вместе с вами?
— Он прилетит к концу недели. — Рейчел изо всех сил старалась говорить спокойно. Что-то не понравилось ей в тоне старика.
— Это Луис вам уехать посоветовал?
— Ну… в общем, да. Джад, что происходит? Я чувствую, что-то происходит. И вы, похоже, знаете.
— Хорошо б, вы мне дочкин сон пересказали, — после долгой паузы сказал он. — Очень пришлось бы кстати.
Выслушав Рейчел, Джад накинул плащ — день выдался пасмурный и ветреный — и направился к дому Кридов. Дойдя до шоссе, внимательно огляделся: нет ли где машин. Из-за грузовиков все беды. Черт бы их подрал.
Хотя уж он-то знал, что грузовики ни при чем.
Его тянуло на Кошачье кладбище — и дальше в лес, где пение птиц и шепот листвы ласкали и баюкали, несли призрачное ощущение власти. Но сейчас лес упреждающе гудел и хмурился: НЕ ЛЕЗЬ, НЕ ТВОЕ ДЕЛО.
Но нельзя «не лезть». Ведь он в ответе за все, что происходит.
Он приметил, что «хонды» Луиса в гараже нет. Там стоял лишь большой семейный «форд», забытый, покрывшийся пылью. Толкнул дверь с черного хода — не заперто.
— Луис! — окликнул он, хотя и знал, что Луис не ответит — его нет. Просто нужно было разрушить тяжелую тишину, царившую в доме. Да, старость — не радость. Все хуже и хуже слушаются руки и ноги. А стоит покопаться часа два в саду, и спина уже разламывается, а в левом бедре будто сверлит бурав.
Не спеша обошел дом, присматриваясь, выискивая одному ему ведомые отметины. КАК ВОР. В ТАКОМ ВОЗРАСТЕ, ПРАВДА, НИКТО УЖ ПО ДОМАМ НЕ ЛАЗАЕТ, подумал он, но даже не улыбнулся. Ничего опасного или огорчительного вроде разобранных ящиков с игрушками, приготовленных было для Армии Спасения, или одежды для малыша, дожидающейся хозяина в шкафу, за дверью или под кроватью, он не обнаружил. Подозрительно, пожалуй, лишь одно: в комнате Гейджа снова стоит его заново застланная кроватка. Больше никаких тревожных примет. Тревожил только сам дом: пустой, молчаливый, будто затаивший дыхание перед приходом гостей.
