Я извлекал немало удовольствия из встреч со старыми знакомыми. Они, за редким исключением, не верили, когда я говорил, что я Роджер Дэй. Некоторые даже смеялись, давая понять, что Роджер Дэй, что бы там с ним ни произошло, никоим образом не мог обрести такую внешность.
Мои родители доживали свой век во Флориде, так что старый дом — белый в колониальном стиле — был в полном моем распоряжении, и я приглашал туда кое-каких дам, чтобы потренироваться. Поразительно, какую уверенность в себе мое новое "я" подарило моему старому "я". Я считал само собой разумеющимся, что мы кончим в постели, как и происходило буквально в каждом случае. Одна даже прошептала, что влюбилась в меня. Я хотел попросить ее записать это на пленку. Даже моя жена никогда не говорила, что любит меня, во всяком случае, пот так прямо.
Эми вновь вошла в мою жизнь на танцах в загородном клубе за два вечера до Дня Благодарения.
Я сидел за столиком и смотрел, как пары всех возрастов топчутся в кругу. Масса вечерних платьев. Масса смокингов. И масса саксофонной музыки оркестра из восьми человек на эстраде, единственном освещенном месте, а все танцующие — в интимной алкогольной полутьме. Она все еще была красива, то есть Эми, правда, не красотой юности, но той же царственной упрямой красотой, и с той же миниатюрной безупречной фигурой, которая вдохновила от десяти до двадцати тысяч моих юных меланхоличных эрекций. Я вновь ощутил тот головокружительный школьный восторг, в равных долях слагающийся из застенчивости, похоти и романтичной любви, который мог бы понять только Ф.Скотт Фицджеральд — кстати, мой любимый писатель. В ее объятиях я обрету смысл существования. Я ощущал это с тех пор, как начал провожать ее до дома в дымные осенние дни в третьем, четвертом и пятом классах. И я ощутил это теперь.
С ней был Рэнди. Уже давно ходили слухи, что между ними не все ладно и их брак неминуемо распадется. Рэнди, бывший школьный кумир и футбольная звезда своего колледжа, был также звездой среди местных предпринимателей в восьмидесятые годы — специализировался он на постройке кооперативных домов, но к концу десятилетия перестал преуспевать и, по слухам, начал искать беспамятного утешения в виски и потаскухах.
Они по-прежнему выглядели, как идеальная романтическая пара, и когда они вошли в круг, и Рэнди крутил Эми со всеми киноэффектами, многие вокруг расплылись в улыбках, и даже раздались аплодисменты. Эми и Рэнди будут королем и королевой всех школьных и иных вечеринок, которые почтят своим присутствием. Пусть их вставные челюсти прищелкивают, пусть простата заставляет Рэнди морщиться каждые тридцать секунд, но, черт побери, луч прожектора неотвратимо их найдет. И они, конечно, богаты — Рэнди происходил из семьи потомственных стальных магнатов и принадлежал к богатейшим людям штата.
Когда Рэнди отправился в туалет — пойти направо означало бар, пойти налево означало туалеты, — я подошел к ней.
Она сидела за столиком одна, кокетливая, ослепительная, занятая своими мыслями, и сначала меня не заметила, но когда ее взгляд встретился с моим, она улыбнулась.
— Привет!
— Привет, — сказал я.
— Вы друг Рэнди?
Я покачал головой.
— Нет. Я ваш друг. Школьный.
На секунду она казалась озадаченной, а потом сказала:
— Бог мой! Бетти-Энн говорила, что видела тебя и…
Бог мой!
— Роджер Дэй.
Она вскочила и подошла ко мне, и встала на цыпочки, и взяла мое теплое лицо в прохладные ладони, и поцеловала меня, и сказала:
— До чего же ты красив!
Я улыбнулся.
— Заметно переменился, э?
— Ну, ты ведь и не был настолько уж…
— Был, был. Жирняга, очкарик…
— Но не зануда.
— Именно, зануда.
— Ну, не совсем.
— По меньшей мере на девяносто пять процентов, — сказал я.
— Ну, может быть, на восемьдесят, но… — Она снова одарила меня восхищенным взглядом, и в полутьме ее обнаженные плечи над вырезом винно-красного вечернего платья выглядели блистательными и сексуальными. Мальчик, который провожал меня домой…
— Всю дорогу, до тех пор, пока в десятом классе ты не познакомилась…
— С Рэнди.
— Верно. С Рэнди.
— Он, правда, очень сожалеет, что тогда тебя избил. Рука у тебя хорошо срослась? Мы ведь как-то потеряли Друг друга из вида, правда?
— Рука срослась нормально. Может быть, потанцуем?
— Может быть? Обязательно!
Мы танцевали. Я старался не думать о том, сколько раз я мечтал об этой минуте — Эми в моих объятиях, такая красивая и…
— И ты в прекрасной форме! — сказала она.
— Спасибо.
— Поднимаешь тяжести?
— И это. И бегаю. И плаваю.
— Ну, просто чудесно! На следующей встрече одноклассников ты разобьешь все сердца.
Я теснее прижал ее к себе. Ее груди касались моей груди. В брюках у меня стало тесно от могучей эрекции. Голова у меня шла кругом. Мне хотелось утащить ее в укромный уголок, не откладывая ни на секунду. От нее исходил чудесный запах чистой великолепной женской плоти, но еще чудеснее была ослепительно-белая улыбка на загорелом упругом лице.
— Сучка!
Я так погрузился в свои фантазии, что не был-уверен, правильно ли я расслышал.
— Прости?
— Да она. Вон там. Сучка.
Сначала я увидел Рэнди, а уж потом его партнершу. Трудно забыть типа, который когда-то сломал тебе руку — он поднаторел в таких приемах — на глазах девочки, которую ты любишь.
Затем я увидел его партнершу — и забыл про Рэнди.
Я никак не думал, что Эми может показаться невзрачной по сравнению с кем-то, но партнерша Рэнди создавала именно это впечатление. От нее исходило сияние, что было даже важнее ее красоты — сочетание смелости и ума, которое покорило меня даже на таком расстоянии. В белом без бретелек платье она была настолько обворожительна, что мужчины просто застывали, и таращились на нее, словно на низко летящий НЛО или еще какой-либо необычайный феномен.
Рэнди начал вертеть ее, как раньше Эми, но эта молодая женщина — ей нельзя было дать намного больше двадцати — танцевала куда лучше. Она была настолько грациозна, что, наверное, занималась балетом.
Рэнди не выпускал ее из плена своих мускулистых объятий еще три танца.
Девушка, несомненно, действовала Эми на нервы, а потому я старался не смотреть на нее — даже украдкой — хотя это было нелегко.
— Сучка, — сказала Эми.
И впервые в жизни мне стало ее жаль. Она всегда была моей богиней, а теперь ее терзало такое небожественное чувство, как ревность.
— Мне надо выпить.
— И мне.
— Ты не будешь таким милым, не принесешь ли нам обоим?
