— Да, — подбодрил он ее, — продолжай.
— Там была дыра. Они поднимали его, чтобы потом опустить в эту дыру.
— Понятно.
— На следующей картине человек, которого уже опустили в дыру, стоял в темной комнате. Я думаю... — Она содрогнулась. — Я думаю, что на рисунке его удерживала паутина.
— Я понимаю. Были ли там другие рисунки?
Она кивнула.
— Да. Еще один, — ответила она. — Он изображал лежащего мужчину. Скорее, мальчика. Он казался очень маленьким. И на него нападали многорукие демоны. Говорю тебе, я думала, что это нарисован ад.
— Да, — подтвердил он. — Это был ад.
Но он думал — хотя и не мог объяснить, почему, — о тех фотографиях, которые он нашел в столе Кормака. «Симон, Дорже-Ла? 1916», «Мэттью, Дорже-Ла? 1918», «Гордон, Дорже-Ла? 1919».
— Я думаю, что они, должно быть, спускали жертвы в комнату за несколько дней до того, как им предстояло спуститься вниз за сокровищами Чодже. Обычно около сокровища всегда находилось хоть немного стражей, но когда монахи спускались за сокровищами, все стражи пировали в другом конце туннеля.
Он содрогнулся. Знал ли его отец о том, что происходит? Знал ли Карпентер, как используют проданных им мальчиков?
— Когда в последний раз оракул появлялся перед монахами? — спросил он.
Она на мгновение задумалась:
— Примерно... за неделю до твоего появления в Дорже-Ла, — ответила она.
Он промолчал. Все совпадало. Свежий труп. Никаких пауков в сокровищнице.
— Я думаю, что нам лучше пойти обратно к реке, — сказал он.
* * *
На четвертый день настоятель пожелал побеседовать с ним. Чиндамани привела его к настоятелю, а потом оставила их вдвоем. Настоятель был стар и суров, но Кристофер чувствовал, что, по крайней мере, несколько морщин из тех, что бороздили кожу вокруг его глаз, были следствием улыбки; он чувствовал, что в другое время и при других обстоятельствах старик не держался бы с такой суровостью.
— Вы сын Дорже Ламы? Это правда? — спросил настоятель, после того как принесли чай.
— Я сын человека, которого звали Артур Уайлэм, — ответил Кристофер. — В моем мире он умер. В вашем мире он стал настоятелем монастыря. Я не понимаю этого. Я не могу это объяснить. Я даже больше не ищу объяснений.
— Это очень разумно с вашей стороны. Нет объяснений, которые были бы вам понятны. Вы сказали, что думали, будто ваш отец умер. Возможно, будет лучше, если вы и дальше будете так думать.
Настоятель сделал паузу, а затем посмотрел на Кристофера.
— Расскажите мне о Зам-я-тинге, о буряте.
— Что именно вы хотите знать?
— Правду. В вашем понимании. Кто он? Что он хочет от Дорже Самдапа и вашего сына?
Кристофер рассказал ему то, что знал. Всякий раз, когда к фактам примешивалось его личное отношение к Замятину, взгляд Кхионглы Ринпоче останавливал его. Он не осознавал этого, но уже после понял, что такое происходило несколько раз на протяжении беседы.
Когда он закончил, настоятель кивнул и налил чай в его чашку. Кристофер только тогда заметил, что это были чашки Т'о-т'ай, точно такие же, как те, из которых он пил чай в Дорже-Ла.
— А как насчет женщины, Джебцумна Чиндамани? — спросил настоятель. — Вы любите ее?
— Она сказала вам, что я ее люблю?
— Да. Она мне это сказала. А также сказала, что она любит вас. Это правда?
Кристоферу показалось, словно он идет по затянутому льдом озеру и слышит, как стонет под ногами лед. Он был уверен, что нарушил основной закон этого помешанного на ритуалах общества. Что они делают со смертными, которые соблазняют их богинь?
— Вы спали с ней?
Кристофер не смог не кивнуть. Возможно, смерть, которую они уготовили ему, будет быстрой.
— Вам не надо скрывать это от меня. Она сама рассказала мне. Я рад.
— Рады? — Кристоферу показалось, что он не расслышал настоятеля.
— Конечно. А вы думали, что я приду в ярость? Мы ценим целомудрие — ведь здесь, в конце концов, монастырь. Все буддийские монахи и монахини дают обет безбрачия. Но Джебцумна Чиндамани не монахиня. И не давала соответствующих клятв. Это обычная условность — то, что воплощающая Тару не должна выходить замуж.
— Но я не...
— Бог? И она не богиня. Не совсем богиня. Я думаю, что она уже пыталась вам это объяснить, но безуспешно. Я не уверен, что одобряю то, что она выбрала в любовники чужеземца. Возможно, это не слишком разумно. Но в ней живет богиня Тара. А вы — сын Дорже Ламы. Я не могу осуждать ее. Если она выбрала вас, то, значит, Тара выбрала вас.
Кристофер начал задумываться, был ли у него вообще выбор. Он никогда еще так сильно не ощущал себя марионеткой. И он точно знал, чьи руки держат нити.
— Возвращайтесь к ней, — сказал настоятель, — и скажите, что я желаю снова говорить с ней. Не просите, чтобы она рассказала вам о содержании наших бесед — есть вещи, которые вам лучше не знать. Пусть это вас не возмущает. У вас важная задача. Вы были выбраны для того, чтобы выполнить ее, и теперь вам надо оправдать доверие.
В их последнюю ночь в Гхаролинге она пришла в его комнату в китайском платье из белого шелка и расшитых туфельках из индийской парчи. Она принесла чай, и пирожки из ячменной муки, и фиолетовые благовония, которые пахли медом, и мускусом, и датскими розами. Они сидели и пили чай из крошечных чашечек, а над их головами плыли кольца дыма, наполняя их ноздри тяжелым, опьяняющим запахом. Запах напомнил ему детство: посещение церкви в церковные праздники, весенние вечера, сладко пахнущие благочестием, белые руки священника, превращающие хлеб в плоть, а вино — в кровь.
Но здесь не было ни священника, ни алтаря, ни отрицающего жизнь бога, и они не могли встать между ним и его чувствами. Он наслаждался ее волосами, глазами и губами, тем простым чудом, что она здесь. Он начал нуждаться в ней, и стал задумываться о том, как жил до встречи с ней.
— А там, откуда ты пришел, Ка-рис, мужчины любят женщин? — поинтересовалась она.
Он улыбнулся.
— Конечно. А женщины любят мужчин.
— И они вступают в брак?
— Да.
— С человеком, которого любят?
Он покачал головой.
— Нет, не всегда. Наверное, очень редко. Они вступают в брак ради денег, ради земли, ради того, чтобы угодить родителям.
— А женщина может иметь несколько мужей?
Он рассмеялся.
— Нет. Одного вполне достаточно.
— На Тибете женщина может выйти замуж сразу за нескольких братьев. Когда старший брат отсутствует, она спит со следующим. Она никогда не бывает одинокой.
— А если ей не нравятся ее мужья?
Она пожала плечами.
— Ей может нравиться один из них. А если английской женщине не нравится ее муж? Она может выбрать другого?
