Йон Линдквист - Впусти меня

Мокрые, холодные штаны. Он поднял голову.

Они не должны победить. Они. Не должны. Победить.

Что-то теплое с журчанием потекло по ногам. Прямые линии кирпичной кладки накренились, смазались и исчезли — он побежал. Он понесся так, что из-под его подошв с хлюпаньем разлетались брызги. Земля убегала из-под ног, и теперь ему казалось, что она вертится слишком быстро, что он за ней не успевает.

Ноги сами несли его мимо высоток, старого универсама «Консум», кондитерской фабрики, и, влетев во двор, он по инерции и по привычке проскочил подъезд Эли, очутившись у своего собственного.

Здесь он чуть не налетел на полицейского, направлявшегося к входной двери. Полицейский широко расставил руки, ловя его.

— Ого! Кто-то сильно торопится!

У Оскара отнялся язык. Полицейский выпустил его, посмотрев… с подозрением?

— Ты здесь живешь?

Оскар кивнул. Он никогда раньше не встречал этого полицейского. Правда, вид у него был довольно дружелюбный. Нет — у него было лицо, которое Оскар в другое время назвал бы дружелюбным. Полицейский потеребил нос, сказал:

— Видишь ли, тут в соседнем подъезде кое-что случилось… Так что теперь я опрашиваю жильцов, не слышал ли кто что-нибудь подозрительное. Ну, или, может, видел.

— А в каком… в каком подъезде?

Полицейский мотнул головой в сторону подъезда Томми, и охватившая Оскара паника тут же отпустила.

— Вон в том. Ну, точнее, в подвале. Ты случайно не слышал ничего необычного в последнее время?

Оскар покачал головой. В голове бушевал такой вихрь мыслей, что он уже толком ничего не соображал, но ему казалось, что его волнение хлещет из глаз и полицейский это видит. Тот действительно склонил голову и внимательно посмотрел на него:

— С тобой вообще все в порядке?

— Да, все хорошо.

— Ты, главное, не бойся. Уже все закончилось. Так что беспокоиться не о чем. Родители дома?

— Нет. Мама. Нет.

— Ладно. Но я тут еще какое-то время пробуду, так что ты подумай, может, ты что-то видел.

Полицейский придержал для него дверь:

— Заходи.

— Да нет, у меня тут еще одно дело…

Оскар повернулся и изо всех сил стараясь идти как можно небрежнее, зашагал к соседнему подъезду. На полпути он обернулся и увидел, как полицейский зашел в его подъезд.

Они арестовали Эли.

Скулы заходили ходуном, зубы принялись выстукивать странную морзянку, отдававшуюся в позвоночнике, когда он открыл дверь в подъезд Эли и стал подниматься по лестнице. Может, они уже опечатали ее квартиру?

Пригласи меня войти.

Дверь была приоткрыта.

Если здесь побывала полиция, почему же они оставили дверь нараспашку? Так вроде не делают. Он тихонько взялся за ручку, потянул дверь на себя и проскользнул в прихожую. В квартире царил полумрак. Он обо что-то споткнулся. Пластиковая бутылка. Сначала он решил, что в ней кровь, но потом понял, что это спирт.

Дыхание.

Здесь кто-то дышал.

Двигался.

Звук доносился из ванной. Оскар двинулся вперед, осторожно ступая, закусил губу, чтобы унять стучащие зубы, и дрожь передалась в подбородок и горло, сводя судорогой намечающийся кадык. Он свернул за угол и заглянул в ванную.

Это не полиция.

Какой-то старик в поношенной одежде стоял на коленях возле ванны, свесившись через край вне поля зрения Оскара. Видны были только пара грязных серых штанов, стоптанные ботинки, упирающиеся носками в кафель. Край плаща.

Это же тот мужик!

Но он же… дышит.

Да. Хриплые вдохи и выдохи, почти вздохи доносились из глубины ванны. Даже не думая, Оскар подкрался поближе. Сантиметр за сантиметром он приближался к ванной и, подойдя почти вплотную, наконец увидел, что происходит.

Лакке никак не мог себя заставить это сделать.

Существо на дне ванны казалось совершенно беспомощным. Даже не дышало. Он положил руку ему на грудь и пришел к выводу, что сердце бьется, но делает всего пару ударов в минуту.

Он ожидал увидеть что-то устрашающее. Что-то одного порядка с ужасом, пережитым в больнице. Но это окровавленное бессильное создание вряд ли смогло бы встать, не то что причинить кому-то вред. Это же всего-навсего ребенок. Раненый ребенок.

Все равно что наблюдать, как рак пожирает любимого человека, а потом вдруг увидеть раковую клетку в микроскоп. Тьфу. Пустое место. Это?! И эта малость убила человека?!

Ты должен уничтожить мое сердце.

Он сник, уронив голову так, что она с глухим стуком ударилась о край ванны. Он не мог. Не мог убить ребенка. Спящего ребенка. Он на такое не был способен. В чем бы тот ни был повинен…

Поэтому он и выжил.

Оно. Оно. Не «он». Оно.

Оно набросилось на Виржинию, оно убило Юкке. Оно. Существо, лежащее перед ним. Существо, которое будет снова и снова убивать людей. А существо — это не человек. Оно ведь даже не дышит, а сердце бьется, как… как у зверя, впавшего в спячку.

Подумай о других.

Ядовитая змея в человеческом жилище. Неужели я не смогу ее убить лишь потому, что в эту секунду она кажется беззащитной?

И все же не это придало ему решимости, а нечто совсем другое — когда он снова взглянул на лицо, покрытое тонкой пленкой крови, ему показалось, что оно… улыбается.

Радуется совершенному злу.

Довольно!

Он занес нож над грудью чудовища, чуть отодвинулся назад, вкладывая всю силу в удар, и…

— А-А-А-А-А-А!

Оскар заорал что есть мочи.

Мужик не вздрогнул, но лишь застыл и, повернув голову к Оскару, медленно произнес:

— Я должен это сделать. Понимаешь?

Оскар его узнал — один из алкашей с его двора, они иногда здоровались.

Что он здесь делает?

Не важно. Главное, что у алкаша в руках был нож и его острие было направлено прямо в грудь Эли, обнаженным лежавшим на дне ванной.

— Не надо!

Алкаш задумчиво качнул головой из стороны в сторону, словно что-то разыскивая на полу.

— Надо…

Он обернулся к ванне. Оскару хотелось ему все объяснить. Что там, в ванне, лежит его друг, что он принес для него подарок, что это… это же Эли!

— Стойте!

Острие ножа упиралось в грудь Эли — еще немного, и оно вонзится в кожу. Оскар сам не понимал, что делает, когда запустил руку в карман куртки, вытащил кубик и протянул алкашу:

— Смотрите!

Лакке уловил краем глаза внезапное вторжение цвета в окружающую серость и черноту. Несмотря на решимость, облекавшую его, словно кокон, он не удержался и повернул голову, посмотреть, что это.

Кубик в руке пацана. Весь такой разноцветный.

В этой обстановке он смотрелся дико, нелепо. Как попугай среди ворон. Яркие цвета на какое-то мгновение загипнотизировали Лакке, но потом он снова повернулся к ванной и посмотрел на нож, приставленный к груди между ребер.

Осталось только… нажать…

Что-то изменилось.

Глаза существа были открыты.

Он напрягся, собираясь вонзить нож по самый черенок, когда висок вдруг взорвался болью.

Внутри кубика что-то треснуло, когда один угол врезался в голову мужика, и головоломка вылетела из рук Оскара. Мужик упал на бок, приземлившись на одну из канистр, которая откатилась в сторону, с барабанным грохотом ударившись о край ванной.

Эли сел.

Из дверного проема Оскар видел только его спину. Волосы облепили затылок, а спина представляла собой сплошную рану.

Алкаш попытался встать на ноги, но Эли не столько выпрыгнул, сколько выпал из ванной прямо ему на колени; ребенок, приползший к своему отцу за утешением. Эли обвил его шею руками и прижал к себе голову, словно для того, чтобы прошептать на ухо слова нежности.

Когда Эли вонзил зубы в его горло, Оскар попятился.

Эли сидел к нему спиной и не мог его видеть, но алкаш смотрел прямо на него, не сводя глаз, пока Оскар пятился по коридору.

Прости…

Не в силах вымолвить ни звука, Оскар произнес это слово одними губами, прежде чем спрятаться за углом, чтобы скрыться от этого взгляда.

Он стоял, вцепившись в ручку двери, когда алкаш вдруг закричал. И так же внезапно умолк, будто кто-то заткнул ему рот.

Оскар помедлил. Потом закрыл дверь. Запер ее.

Не глядя направо, он прошел по коридору в гостиную.

Сел в кресло.

Принялся напевать, чтобы заглушить звуки, доносившиеся из ванной.