Когда я подошла, он протянул мне заранее приготовленные деньги. Я покачала головой, и он, помедлив, спрятал деньги в карман. Сел рядом со мной, вытянув в проход свои длинные ноги, достал большой носовой платок. Глаза его слезились, веки были красные, из носа текло. Некоторое время мы молчали, не зная, о чем говорить.
— Я был сегодня в шахматном клубе, — без всякого перехода начал он, искоса взглянув на меня своими сине-зелеными глазами.
— Ну и что? — спросила я, хотя шахматы меня нисколько не интересовали.
Он улыбнулся, показал большим пальцем руки вниз и сказал:
— Проиграл.
Я пожала плечами. Какое мне дело было до того, что какой-то англичанин ходит в Воронеже в шахматный клуб? Он опять искоса посмотрел на меня. Я заметила, что он беззвучно смеется.
— Говорят, кто проигрывает в шахматы, тот преуспевает в любви, — сказал он, краснея от собственных слов.
«Неужели я ему нравлюсь?» — с испугом подумала я. У меня в жизни не было ни одного поклонника!
На сцене появилась скрипачка, Дэвид Бэст осторожно высморкался и больше не обращал на меня внимания. После концерта он взял в раздевалке обе куртки и решительно пошел через толпу к выходу, даже не интересуясь, иду я за ним или нет.
— У меня есть чай, — лаконично сообщил он, когда мы уже были на улице. На асфальте шуршали опавшие листья, каштаны гулко разбивались о тротуары. Я не верила тому, что происходило со мной: я шла под руку с Дэвидом Бэстом!
В его комнате мы были совсем одни — пили крепкий чай, смотрели в темное окно и друг на друга — и молчали. Из форточки потянуло влажной прохладой, и я передвинула свой стул, теперь мы сидели рядом, как на концерте, касаясь друг друга плечами; я положила ладонь на его руку, но Дэвид Бэст тут же убрал свою и, как мне показалось, испуганно взглянув на меня, предложил:
— Пойдем погуляем?
Не дожидаясь моего ответа, он надел куртку, шагнул в коридор и стал спускаться по лестнице, прыгая сразу через три ступени. Захлопнув дверь комнаты, я в недоумении последовала за ним. Мы шли к реке. Вернее, к тому, что было когда-то рекой, а теперь пузырилось и пенилось возле гранитной стены, тоскливо облизывая искусственные песчаные берега, и с отвращением протискивалось через шлюзы к обмелевшему и оскудевшему Дону.
Навстречу нам дул холодный осенний ветер, надувая на спине куртки, и мы почти бежали, словно впереди была незримая, но уже близкая цель. Остановившись возле чугунных перил, мы уставились на темные, тяжело перекатывающиеся волны. Ветер обдавал наши лица холодной водяной пылью, разбивая на тысячи мелких осколков отражения фонарей. Дэвид смотрел вдаль, словно ища в темноте морской горизонт, и ветер трепал его длинные светлые волосы. О чем он думал, стоя вот так на полутемной набережной? Передо мной простирался чужой, неведомый мне мир, и я стояла перед ним безоружная, готовая в любой момент уронить на асфальт свое кроваво-красное антиимпериалистическое сердце… И когда Дэвид Бэст обнял меня, я вмиг потеряла всякое представление о действительности. Кажется, меня никто еще до этого не обнимал… Мешали мои очки, и Дэвид аккуратно снял их и положил в карман своей куртки. Замершие в смертельном шоке фонари лихорадочно затряслись, провода задымились от утроенной силы тока, чугунная литая решетка закачалась от девятибалльного толчка — и гранитная набережная с грохотом рухнула в Воронежское водохранилище, так что весь левый берег, где стоял мой дом, накрыло огромной приливной волной, несущей ядовитые отбросы полусотни заводов…
Когда буря улеглась, Дэвид Бэст вынул из кармана мои очки, протянул их мне и улыбнулся. Обнявшись, мы медленно пошли обратно.
Лилиан всегда любила гулять одна, особенно осенью, когда все становилось тихим и чутким, когда слышно было, как звучит увядание. По берегу реки деловито прохаживались вороны — по песку, у самой воды, среди мусора и водорослей. Их крики были созвучны безлюдью и сонной жизни осенней реки, созвучны той пустоте, которую Лилиан последнее время ощущала в себе. Она ходила и ходила по берегу, туда и обратно, она совсем замерзла…
Чижовские холмы, наполовину застроенные одноэтажными домишками, уныло темнели над замерзающей водой, и над огромным, безжизненным пространством водохранилища не было слышно ничего, кроме порывистых вздохов ноябрьского ветра.
Черные, покрытые мертвой травой холмы, покосившиеся деревянные заборы, наполовину вросшие в чернозем жилища тех, кто претендовал в этой жизни лишь на выживание. Дети… Они пробежали мимо Лилиан с двумя измазанными грязью дворняжками, весело и бездумно крича что-то, не обращая на нее, стоящую неподвижно, никакого внимания.
Рассеянно глядя на черные холмы, Лилиан заметила вдруг, вернее, почувствовала какие-то перемены. Что-то было не так. Но что? Может быть, в ее мыслях произошло какое-то движенье? Там, на одном из холмов… Темные, почти сливающиеся с землей стены, высокие башни. Лилиан закрыла глаза, засунула руки поглубже в карманы пальто. «Нет… — в отчаянии подумала она, — надо взять себя в руки… не позволять себе больше этих убийственных фантазий. Убийственных? Но почему?..»
Она снова открыла глаза, смело устремив взгляд прямо туда, где ей только что померещились темные стены. И она снова увидела их — и на этот раз более отчетливо.
Стены… башни… высокие, узкие окна, ворота, каменная изгородь…
Лилиан потянула узел шарфа, туго завязанный на шее. От волнения ей не хватало воздуха. Или она сходит с ума, или…
Мимо нее снова пробежали дети. Одна из девочек подняла с земли хворостинку и слегка огрела ею зазевавшуюся дворнягу.
— Эй, малышка, — ласково позвала ее Лилиан, — поди-ка сюда!
Девочка тут же подошла; дворняга вертелась у ее ног, доверчиво виляя хвостом.
— Ты видишь этот высокий… дом? — осторожно спросила Лилиан, указывая перчаткой в сторону холма.
Склонив голову набок, девочка медленно покачала головой.
— Нет, ничего не вижу, — ответила она.
«Значит, со мной что-то не в порядке», — в отчаянии подумала Лилиан, совершенно отчетливо видя стоящий на холме темный замок.
— Не видишь этих темных стен? Этих высоких башен? — снова спросила она.
Девочка отрицательно покачала головой.
— Не видишь этих птиц на черепичной крыше?
Девочка неподвижно стояла, глядя в сторону холма.
— Вижу… — неуверенно и удивленно произнесла она.
Лилиан чуть не подскочила на месте.
— Видишь?.. — еле слышно, словно боясь спугнуть загадочное виденье, спросила она.