– Знаю. Это хетт, сын непобедимого Суппилулиумы.
– Я вижу, ты действительно знаешь все. Тогда скажи, что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что он не должен стать царем. Египет не подчинится иноземцу и распадется на отдельные города, которые быстро падут под ударами неприятеля, – Витус послушно повторил доводы „рыжей“.
– Ты, во истину, мудр, – Эйе одобрительно кивнул, но тут же „скромно“ добавил, – и я мудр, что остановил на тебе свой выбор. А теперь скажи, что мы можем предпринять, чтоб Страна Двух Земель оставалась могучей и нерушимой? Ведь Амон вверил ее нам, своим слугам, и мы должны решать ее судьбу, а не женщина, третья дочь царя, предавшего Амона.
В голове Витуса, словно скаковые лошади, пронесся десяток вариантов, но среди них не нашлось ничего подходящего. Кроме одного. Конечно, в той, другой жизни, Витус никогда б не предложил подобного, но здесь иное время и иные порядки.
– Его надо убить, – сказал он спокойно.
– О, хвала Амону за слова, которые он вложил в твои уста! – Эйе воздел руки к небу.
– Но кто тогда станет царем? – заинтересовался Витус.
– Я.
– Ты?!..
– Конечно. Ведь по законам, которые даровал нам Осирис, когда сам еще был Владыкой Двух Земель, если царица потерявшая мужа, не выберет нового до захоронения усопшего, то, чтоб сохранить государство, ее мужем становится Верховный жрец. А если я стану царем, то тебя сделаю Верховным жрецом. Надеюсь, ты не будешь возражать, ведь я лишь исполню волю Амона, пославшего нам тебя?
– Я не буду возражать, – не задумываясь согласился Витус, пораженный открывающимися перспективами. Быть Верховным жрецом в Египте, это совсем не то, что хозяином магического салона в заштатном областном центре! К тому же, и Криста здесь, а жена с любовником, так и быть, пусть пользуется тем, что останется ей в наследство. Тут можно нажить гораздо больше…
– Проблема в одном, – вопреки правилам, Эйе сам поднял кувшин и наполнил чаши, – кто убьет его? Я не могу этого сделать, так как проливший кровь без войны и без приговора суда не может стать царем. Поэтому, скорее всего, придется этот великий подвиг исполнить тебе.
– А убийца может стать Верховным жрецом?
– Естественно. Верховного жреца назначает царь, который, вступив на трон, становится сыном Амона. А воля Сына Бога – закон, какой бы она ни была.
…Вот так Алекса! – подумал Витус с восторгом, – вот это шанс – всем шансам шанс! Ну, что с того, если я убью человека, который и так уже умер много веков назад? Это они все не знают об этом, а я-то знаю. Это совсем даже и не убийство…
– Так ты согласен? – прищурился Эйе.
– Согласен, – ответил Витус также легко, как если б у него спросили, согласен ли он изжарить еще бьющую хвостом рыбу.
– Тогда, Витус, хвала Амону, нам надо собираться. Хетт уже прибыл и царица собирает пир по этому поводу, чтоб представить избранника чиновникам и, естественно, жрецам. Причем, нашего согласия на брак она даже не спрашивает! – Эйе несильно стукнул ладонью по столу, – Витус, мы принесем этого хетта в жертву Амону, и он отблагодарит нас своими дарами. Это сказал я, Верховный жрец, который беседует с Амоном и разносит по городам его волю!
…Ни с кем ты ни хрена не беседуешь, – подумал Витус, – ты, старый шарлатан, впускающий ветер, который качает факелы. Я и то сильней тебя… был. Эх, мне б сейчас мои прежние возможности! Да я бы перевернул эту страну!.. Но ничего, оказывается, так тоже можно жить…
Сборы оказались недолгими, и когда Эйе, вместе со всеми четырьмя хему нечер уже переплывали реку, то под мерные взмахи гребцов Витус вдруг сообразил, что у них даже нет плана убийства. …Или пусть над этим ломает голову Алекса? Да, пожалуй. Если она уж начала так тщательно планировать операцию, то и ее окончание должна предвидеть тоже…
– О, Супруга Бога, лучезарная Анхесенамон, От Взгляда На Которую Возникает Солнечный Блеск… – слуга остановился, переводя дыхание и ожидая разрешения продолжать.
Анхесенамон подняла взгляд от воды, в которой отливающие золотом рыбы лениво шевелили полупрозрачными хвостами, словно небрежно гоняя облачка тумана. Это было приятное и успокаивающее зрелище. Только так царица могла хоть на время отрешиться от своих мыслей, ведь каждое утро начиналось с отсчета – еще день прошел (второй, третий, четвертый), а Синатхора все нет.
Самое страшное, оказывается, это ожидание. Причем, не ожидание неминуемой беды, к которой Атон дарует привычку, а, значит, и успокоение – гораздо страшнее постоянно находиться на границе беды и счастья. Когда перо птицы Маат одним движением может склонить чашу весов, как в одну, так и в другую сторону; когда думается о возможном счастье, а вместо него приходит…
– Продолжай, – приказала Анхесенамон, понимая, что пауза не может быть вечной, так же, как птица Маат не может прекратить дышать.
– Твой корабль, о, царица, причаливает к пристани.
– Скажи… – Анхесенамон сжала кулачки. Вот и наступила эта минута – сейчас она узнает свою судьбу, и мучительное ожидание разом закончится!.. – на его мачте есть белый флаг или там нет ничего, кроме паруса?
– Есть, о, Лучезарная.
Анхесенамон закрыла глаза и подняла лицо к небу. Губы ее бесшумно зашевелились, потому что вслух она не решалась произнести свою молитву: „Счастье придет к тому, кто поднимет упавшее, поэтому сердце велит мне делать то, что будет вести к чести Атона. Ты, Атон, поможешь мне обрести счастье, ведь не зря мой отец был твоим сыном…“ Вместо этого она сказала:
– Отправь в порт колесницу, украшенную золотом и запряженную двумя лошадьми.
– Считай, о, царица, что уже исполнено.
– А еще приготовь зал, где мой муж встречал иностранных послов и пусть мне принесут парадные одежды.
– Считай, о, царица, что уже исполнено, – несколько раз склонив голову, будто игрушечная кукла, слуга удалился.
По шатким мосткам Синатхор сошел на берег. Прямо перед ним стояла царская колесница и несколько рабов, которые всегда встречали гостей, доставляя во дворец дары, присланные Владыке Двух Земель. Арнуванда спустился чуть позже. Он не взял с собой слуг, поэтому был вынужден сам надевать на себя шкуру леопарда, добытую лично и превращенную хеттскими мастерами в дорогую накидку.
Синатхор считал, что участвовать в походах и войнах для сына царя является обязанностью, угодной богам и приносящей славу, но зачем ему один на один сражаться со страшным зверем, этого он понять не мог. Если только, чтоб показать свою власть над всем живущим? В таком случае, у них в Египте гораздо более гуманные законы – царю, чтоб доказать, что он силен и ловок достаточно обежать вокруг храма, держа в каждой руке по сосуду с зерном. Это очень легко выполнимое испытание для человека, с детства готовившегося стать воином. Так зачем же рисковать жизнью Подобного Небу в схватке с тупым свирепым животным? Вдруг человек допустит ошибку, и кто тогда взойдет на трон? Этот вопрос всегда являлся самым важным, и не только для Синатхора. Впрочем, Арнуванда победил, а уж обежать Карнак ему и вовсе не составит труда.
