Он встал, прошел в ванную и принял душ, выставив обожженную руку за занавеску. Потом оделся в вылинявшие джинсы и неброскую зеленую рубашку, надел свою кепку «Уайт-Сокс» и сунул дешевые темные очки в карман рубахи — пока что. Он спустился на лифте в вестибюль и подошел к газетному киоску, чтобы купить газету и коробочку с пластырем. Ожидая, пока доходяга за прилавком отсчитает ему сдачу, он заглянул через плечо парня сквозь стеклянную панель в закуток позади киоска. Через стеклянную панель ему были видны служебные лифты, и, пока он смотрел, один из них открылся. Оттуда вышли три горничные, смеясь и болтая друг с дружкой. У них были с собой сумочки, и Норман догадался, что они идут на ленч. Он уже видел раньше ту, что была в середке, где-то еще — стройную, хорошенькую, с пушистыми светлыми волосами. Мгновение спустя он вспомнил. Блондинка недолго шла рядом с ним по улице. Красные брючки. Крепкая маленькая попка.
— Пожалуйста, сэр, — сказал продавец. Норман не глядя сунул сдачу в карман. Не удостоил взглядом и трио горничных, когда проходил мимо них, включая даже ту, с хорошенькой попкой. Он отметил ее чисто автоматически, только и всего, — нормальный рефлекс легавого. Его главные мысли сосредоточились на одном, и только на одном: как лучше всего засечь завтра Розу так, чтобы при этом его самого не засекли.
Он шел по коридору к дверям, когда услышал два слова, которые, как ему поначалу показалось, выскочили из его собственной головы: набережная Эттинджерс.
Он сбился со своего широкого шага, сердце бешено заколотилось, а ранка на ладони отозвалась яростной болью. Это был его единственный сбой, вот и все, — колебание в долю секунды, а потом он продолжил путь к вращающимся дверям с низко опущенной головой. Кто-то смотревший на него мог подумать, что он споткнулся или оступился, не более того. Но в своем деле он не имел права на сбой, вот в чем, черт возьми, вся штука. Если говорившая женщина была одной из шлюх их клуба на Дархэм-авеню, она смогла бы опознать его, стоило ему привлечь к себе внимание… Могла уже опознать его, если произнесшая два магических словечка была та самая пташка, рядом с которой он вчера переходил улицу. Он знал, что это маловероятно, — как у полицейского, у него имелся собственный опыт, насколько поразительно тупо ненаблюдательны большинство штатских, — однако время от времени случалось совсем противоположное. Убийцы, насильники и грабители банков, скрывающиеся от полиции достаточно долго, чтобы оказаться в списке «Десяти Самых Опасных» у ФБР, неожиданно попадали за решетку, опознанные каким-нибудь клерком, работающим во вторую смену, который читал «Настоящий детектив», или горничной, смотревшей всю хронику преступлений по телевизору. Он не имел права останавливаться, но… он должен был остановиться.
Норман резко опустился на одно колено слева от вращающейся двери, спиной к женщинам. Он нагнулся и сделал вид, что завязывает шнурок на ботинке.
— …жаль пропускать концерт, но, если я хочу ту машину, мне нельзя отказываться от…
Они вышли из дверей, но то, что Норман услышал, убедило его: они действительно болтали про пикник, пикник и концерт, которым должен был закончиться день, — какая-то группа под названием «Индиан Герлс», скорее всего лесбиянки. Итак, есть шанс, что эта женщина знает Розу. Не очень большой шанс — многие люди, не имеющие прямого отношения к «Дочерям и Сестрам», будут завтра на набережной Эттинджерс — но все равно это шанс. А Норман был человеком, истово верившим в указующий перст судьбы. Плохо то, что он до сих пор не знает, какая из трех болтала.
Пускай это будет блондинка, взмолился он, распрямившись и проходя через вращающиеся двери. Пусть будет блондинка с большими глазами и хорошенькой попкой. Пускай это она, ладно?
Конечно, преследовать их было опасно — невозможно точно угадать, когда одна из них вдруг рассеянно оглянется, а потом выиграет главный приз в передаче «Узнай лицо» — но в данный момент ничего другого ему не оставалось. Походкой прогуливающегося он пошел за ними, глядя в сторону так, словно витрины магазинов вызывали у него живейший интерес.
— Как у вас сегодня с наволочками? — спросила шедшая с краю стоеросовая жердь.
— Единственный раз они все на месте, — ответила женщина постарше, идущая с другого края. — А у тебя, Пам?
— Я еще не посчитала, это так задрючивает, — ответила блондинка, и они зашлись высокими, заразительными смешками, от которых Норман всегда возбуждался. Он тут же остановился, заглядевшись в витрину со спортивными товарами, позволив горничным уйти вперед. Это была она, точно — никаких сомнений. Именно блондинка произнесла магические слова «набережная Эттинджерс». Может быть, это меняло все, а может, и ничего не меняло. Сейчас он был слишком возбужден, чтобы разобраться. Тем не менее это, несомненно, поразительная удача, похожая на чудесную, вроде бы случайную зацепку, на которую всегда надеешься, когда ведешь какое-то дело с дальним прицелом, — зацепку, которая случается гораздо чаще, чем мог бы ожидать какой-нибудь лох.
Сейчас он пока что отложит это на задворки своего сознания и будет продолжать выполнение плана «А». Он даже не спросит про блондинку в отеле, во всяком случае, пока. Он знает, что ее зовут Пам, и для начала этого вполне достаточно.
Норман дошел пешком до автобусной остановки, подождал пятнадцать минут челночного рейса в аэропорт и вскочил в автобус. Поездка была долгой; аэропорт находился за городом. Наконец, сойдя перед терминалом, он нацепил темные очки, перешел улицу и направился к стоянке длительной парковки. Первая машина, которую он попытался завести, простояла здесь так долго, что аккумулятор сдох. Вторая, неброский «форд-темпо», завелась нормально. Он объяснил человеку в будке у выезда, что был в Далласе три недели и потерял свой билет. Он вечно все теряет, сказал он. Он теряет и квитанции из прачечной, и ему обычно приходится предъявлять свое водительское удостоверение в фотоавтомате, когда он забирает снимки. Мужик в будке согласно кивал, выслушивая, наверное, в тысячный раз давно надоевшую историю. Когда Норман смиренно предложил ему лишние десять долларов взамен билета, тот оживился. Деньги исчезли.
Норман Дэниэльс выехал с парковочной стоянки почти в тот самый момент, когда Робби Леффертс предлагал его сбежавшей жене то, что он назвал «более основательным деловым соглашением».
Проехав две мили, Норман остановился позади раздолбанного «ле сабр» и поменял номера. Еще через две мили он подъехал к автомойке. Он заключил с самим собой пари, что «темпо» окажется темно-синим, но проиграл. Тачка была зеленая. Вряд ли это имело значение — мужик в будке оторвал взгляд от своего маленького черно-белого телека, лишь когда под носом у него мелькнула десятка, — но всегда лучше перестраховаться. Это повышает уровень надежности.
