— Где моя мама? — крикнул Дэйв Стиву. В глазах его застыли страх и безмерная усталость. — Вы видели мою маму?
И Стив Эмес, который строил жизнь по принципу: NULLO IMPEDIMENTUM, не нашелся с ответом.
3
Джонни на цыпочках вышел в гостиную, осторожно огибая лужу крови и ошметков мозга вокруг тела Кэмми. Миновав эту преграду, он прибавил шагу. С нервами Джонни уже совладал, слезы прекратились, и он полагал, что это хорошо. Почему, Джонни не знал, но полагал, что хорошо. Он посмотрел на часы над каминной полкой. 17.23. Похоже на правду.
Синтия схватила его за руку. Джонни повернулся к ней, недовольный задержкой. Через окно он видел, что остальные выжившие собираются в кучку на мостовой. Пока они игнорировали обращения копов, которые не знали, то ли подниматься по склону, то ли оставаться у подножия холма. И Джонни хотел присоединиться к своим до того, как копы примут какое-то решение.
— Он ушел? — спросила Синтия. — Тэк.., этот красный рой.., он ушел?
Через раскрытую дверь Джонни посмотрел в кухню. С большой неохотой, но посмотрел. Красного там хватало: на стенах, даже на потолке, не говоря уже про пол, но роя красных искр, который пытался найти тихую гавань в голове Кэмми Рид после того, как она убила его предыдущего хозяина, Джонни не заметил.
— Он умер, когда у Кэмми разорвалась голова? — Девушка с мольбой смотрела на Джонни. — Скажите, что умер, а? Сделайте мне приятное, скажите, что умер.
— Должно быть, умер. — кивнул Джонни. — В противном случае он попытался бы влезть в голову кого-нибудь из нас.
Синтия шумно выдохнула.
— Да. Это логично.
Логика логикой, но Джонни в это не верил. “Я знаю вас всех. — сказала эта тварь. — Я вас всех найду. Я выслежу вас”. Может, и выследит. А может, ей будет не до нас. В любом случае сейчас волноваться об этом не имело смысла. Тэк ах вон! Тэк ах лох! Ми хим, ен тоу!
— Что такое? — спросила Синтия. — Что опять не так?
— О чем вы?
— Вы весь дрожите. Джонни улыбнулся.
— Вспомнил, чего не следовало. — Он взял ее за руку. — Пошли. Поглядим, как идут дела у остальных.
4
Они уже вышли из дома и направились к мостовой, когда Синтия остановилась как вкопанная.
— Боже мой, — вырвалось у нее. — Господи, посмотрите!
Джонни повернулся. Грозовой фронт уходил к западу, от него осталось лишь одно облако. Оно висело над центром Колумбуса, связанное с Огайо полосой дождя, и по форме напоминало ковбоя, мчащегося на сером скакуне. Голова лошади была направлена на восток, к Великим озерам, а хвост тянулся на запад, к прериям и пустыням. Шляпу ковбой держал в одной руке, возможно, он кому-то хотел ею помахать. Джонни раскрыв рот наблюдал, как молнии подсвечивают голову ковбоя.
— Всадник-призрак, — воскликнул Брэд. — Святое дерьмо, призрак скачет по небу. Ты его видишь, Би?
Синтия прижала руку ко рту, заглушая стон, ее глаза вылезли из орбит, голова качалась из стороны в сторону, словно она отказывалась верить своим глазам. Остальные тоже смотрели на небо, но не копы и не пожарные, которых занимало другое, а те из жителей Тополиной улицы, кто пережил набег регуляторов.
Стив взял Синтию за руки и привлек к себе.
— Не бойся. Он не причинит нам вреда. Это всего лишь облако, и бояться его не стоит. Оно уже уходит. Видишь?
Стив говорил правду. В боку лошади появились прорехи, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Возвращалось лето, жаркое, солнечное, навевающее мысли об арбузе и “кул-эйде”. Стив посмотрел вниз. Одна патрульная машина на самой малой скорости приближалась к ним, перекатываясь через пожарные шланги. Стив повернулся к Джонни:
— Он того?
— Что того?
— Он покончил с собой, этот мальчик?
— Я не знаю, можно ли назвать это по-другому, — ответил Джонни, но он понимал, чем вызван вопрос хиппи: самоубийством тут не пахло.
Патрульная машина остановилась. Из нее вылез мужчина в форме цвета хаки, в избытке расшитой золотом. Его ярко-синие глаза прятались в сетке морщин. В руке мужчина держал большой револьвер. Кого-то он Джонни напоминал, и мгновение спустя Джонни понял, кого именно: Бена Джонсона, который одинаково убедительно изображал как добропорядочных фермеров (дочери которых обычно тянули на победительниц конкурса красоты), так и злобных преступников.
— Кто-нибудь, во имя Иисуса Христа, Спасителя нашего, может мне сказать, что здесь произошло? — спросил мужчина.
Никто не ответил, и мгновение спустя Джонни понял, что все смотрят на него. Он выступил вперед, прочитал надпись на маленькой пластине над нагрудным карманом мужчины.
— Преступники, капитан Ричардсон.
— Простите?
— Преступники. Регуляторы. Бандиты из прерий.
— Мой друг, если вы находите что-то забавное…
— Нет, сэр. Ни в коем разе. Вот там, к примеру, вы не увидите ничего забавного. — Джонни указал на дом Уайлеров и внезапно вспомнил о своей гитаре. Вспомнил с удовольствием, как вспоминают о стакане ледяного чая, когда жарко и хочется пить. Как хорошо, подумал Джонни, сидеть сейчас на крыльце и наигрывать “Балладу о Джесси Джеймсе” note 58. Ту, что начиналась со слов: “О Джесси, жена скорбит о тебе…” Джонни подумал, что от его гитары могли остаться одни щепки, дом-то потрепало изрядно, вроде бы даже его сдвинуло с фундамента, но, с другой стороны, гитара могла и уцелеть. Уцелели же некоторые из них. Не получили ни единой царапинки.
Джонни смотрел на свой дом, а баллада уже звучала в его ушах: “О Роберт Форд, о Роберт Форд, что у тебя на душе? Ты же спал в кровати Джесси, ел его хлеб, а теперь отправил Джесси в могилу”.
— Эй! — воскликнул коп с внешностью Бена Джонсона. — Куда это вы направились?
— Спеть песню о хороших и плохих парнях, — ответил Джонни и пошел дальше, наклонив голову, чувствуя шеей жар летнего солнца.
Письмо миссис Патриции Аллен, отправленное Кэтрин Энн Гудлоув, проживающей в Монтпилиере, штат Вермонт:
МОХОК
Маунтин Хауз
Национальная историческая достопримечательность
19 июня 1986 г.
Дорогая Кэти!
Мохок — самое прекрасное место в мире, я в этом убеждена. Медовый месяц — девять лучших дней моей жизни. И ночей!!! Меня воспитывали в убеждении, что о некоторых вещах говорить неприлично, однако позволь сказать тебе, что мои страхи оказались абсолютно беспочвенными. Я-то боялась, что напрасно берегла до свадьбы “самое дорогое”. Не напрасно. Потому что теперь я чувствую себя ребенком, которому подарили кондитерскую фабрику.
Но хватит об этом. Я пишу тебе не для того, чтобы рассказывать о сексуальной жизни (пусть и превосходной) новоиспеченной миссис Аллен или о красоте Кэтскиллз. Я пишу, потому что Том сейчас внизу, в тире, а я знаю, что ты обожаешь “истории с привидениями”. Тем более что мы живем в старом отеле, а ты единственная из моих знакомых, кто зачитал до дыр не один экземпляр “Сияния”, а два! Если бы это была всего лишь история, я бы, наверное, подождала до нашего возвращения, чтобы мы с Томом рассказали ее тебе при встрече. Но у меня есть шанс приобрести сувениры этой “сказки из прошлого”, вот я и взялась за перо в этот прекрасный вечер, когда по безоблачному небу плывет полная луна.
