— Да что вы? — оживился бухгалтер. — Очень любопытно. У меня к вам вопросик будет. Вообще-то давайте познакомимся, раз уж так получилось. Василий Сергеевич меня зовут.
— Леонид Аркадьевич, — представился работник санэпидемстанции.
И, подумав секунду, добавил:
— Филимонов.
— А я — Борис, — сказал Зозулин в ответ на вопросительный взгляд Василия Сергеевича.
Он уже начинал себя чувствовать крайне неуютно. Дурацкий какой-то, совершенно ненужный завязывался разговор.
— Очень приятно, — произнес Василий Сергеевич, ухитрившись улыбнуться в обе стороны. — А вы здесь часто бываете?
Вопрос был предназначен как бы обоим, но Зозулин предпочел не отвечать. Ответил Леонид Аркадьевич.
— Да нет, не очень, — покачал он головой. — Мне сын письмо написал, он у меня в армии служит, в Чечне. Так он там в горах змею видел. Она на него, короче говоря, сильное впечатление произвела. Ну вот, я и решил сходить, на змей посмотреть. Но такой, как он описывал, чего-то не видно.
— Понимаю, — уважительно закивал Василий Сергеевич. — А я на самом-то деле пришел на белку-летягу посмотреть. Ее недавно назад из Сингапура доставили. Я по телевизору картинку видел. Очень такое своеобразное животное. И размеры такие внушительные…
— Правда? — заинтересовался Леонид Аркадьевич. — А я ничего не слышал. Это куда ж надо идти?..
Василий Сергеевич начал любезно объяснять, потом они еще чего-то говорили, но Зозулин больше уже ничего не слышал. Неожиданно он вспомнил.
Сочная улыбка удивительной, не существующей более женщины мелькнула у него перед глазами.
Теперь все стало на свои места. Вот, оказывается, отчего он поперся через весь город в этот чертов зоопарк, вот почему уже три часа бродил по нему.
Одновременно он вдруг осознал, что есть нечто, интересующее его куда больше, чем какая-то дурацкая сингапурская белка. Причем мысль, осенившая его, возникла мгновенно, как реакция крокодила. Вдруг внутри высветилась картинка, и его воскресное бесцельное брожение окончательно обрело и смысл, и цель.
В этот момент в соседнем пустом отсеке наметилось какое-то оживление. В глубине его открылась дверца, и оттуда появился небритый рыжий парень с угрюмым выражением на лице. В руках он держал грязный полотняный мешок.
Все тут же замолчали и с удивлением воззрились на служителя зоопарка. Парень развязал мешок и вытряхнул оттуда длинную черную змею.
Змея недовольно крутила треугольной головой, мрачно поглядывала вокруг, неприятно высовывала раздвоенный язык.
— Эта уже больше похожа на ту, про которую мне Толя писал, — заметил Леонид Аркадьевич.
— Это откуда такая красавица? — задиристо крикнул служителю неуемный Василий Сергеевич.
Небритый работник террариума равнодушно пожал плечами.
— А я почем знаю? — ответил он, уныло наблюдая за сворачивающейся в кольца змеей.
Голос его сквозь толстое стекло звучал сдавленно, как будто парень из последних сил удерживал неподъемный груз.
— Где-то на горе Конь поймали, — напоследок бросил он и исчез в глубине отсека.
— Какой такой Конь? — подивился Василий Сергеевич.
И тут же стал оживленно развивать какие-то свои, совершенно не интересные Зозулину соображения о происхождении новой обитательницы террариума. Слушать их было совсем невмоготу.
Зозулин извинился, решительно отказался сопровождать новых знакомых обратно на старую территорию, где, оказывается, экспонировалась диковинная белка, сбивчиво распрощался и выскочил на улицу.
Через минуту он уже стучался в дверь с надписью: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
Следующие полчаса понадобились, чтобы разыскать и убедить угрюмого рыжего служителя продать ему живой корм, тот самый, которым питалась зеленая змейка.
А спустя еще пятнадцать минут донельзя возбужденный происходящим Зозулин уже вступал на эскалатор метро «Краснопресненская», держа в руках драгоценную ношу — стеклянную баночку с крошечной очаровательной мышкой.
Жил Борис Зозулин одиноко, так что в осуществлении задуманного никто ему помешать не мог. Первым делом он сварганил яичницу с колбасой, быстро перекусил, попил чайку, потом пошел в ванную, вымылся, надел старый потертый халат и только тогда наконец взялся за дело. Он немножко нервничал, руки чуть дрожали от предвкушения необычного события, которое должно было осветить его жизнь.
Что и говорить, жизнь была пресная: работа, телевизор и перед сном скучный, приевшийся онанизм, который он тщетно пытался как-то разнообразить. В этом сером существовании Зозулин, сколько себя помнил, никогда не находил никакого просвета.
Женщин он в интимном плане боялся и, более того, даже недолюбливал. Слишком уж хорошо помнил свой первый «удачный» опыт когда-то в юности, насмешливый хохот, который до сих пор стоял у него в ушах. Женщины являлись существами крайне опасными, полными скрытой агрессии.
Собственно, была одна, которая, казалось, сможет этот его страх переломить. Хотя до интима у них так никогда и не дошло. Да по сути вообще ничего и не произошло, случайный мимолетный мираж, иллюзия.
Они познакомились во французской кондитерской «Делифранс» на Маяковке. Оказались случайно за одним столиком и сблизились на почве любви к горячему шоколаду. Она сама улыбнулась ему своей поразительной улыбкой, сама завела разговор; ему бы, конечно, и в голову не пришло заводить знакомство с женщиной, тем более такой привлекательной.
Из неожиданной беседы со словоохотливой дамой выяснилось, что она актриса. И к тому же одинока. С пьяницей мужем, неудачливым актером, давно развелась. Пятилетний сын живет с бабушкой, то бишь с ее мамой. Сама она из-за безумного рабочего расписания им почти не занимается. Хотя ужасно из-за этого переживает.
В общем, кончилось их сидение в кондитерской тем, что она в тот же вечер пригласила его на премьерный спектакль. Работала она рядом, в Театре Луны.
Зозулин в театре не был с детства, последний раз ходил в начальной школе на балет «Щелкунчик» со всем классом. После этого никакого желания повторить этот опыт не возникало. Гигантские серые мыши, под музыку бегавшие по сцене, произвели на него крайне неприятное впечатление.
Но тут, однако, пошел.
Алла — так звали артистку — играла в Театре Луны главные роли. Сам спектакль Зозулин плохо запомнил, смутно догадывался о его содержании, потому что все время смотрел на Аллу, даже когда она ничего и не говорила на сцене.
После он долго ее ждал у служебного подъезда.
