– Рай, это ты?
Это имя ничего не сказало мне, оно не имело значения, но я ответил:
– Да.
Она воскликнула что-то невнятно-радостное. Загрохотал, выдвигаясь, засов, и тут же стук дерева о железо смолк.
– Ты останешься там, – вдруг жестко сказала она, – пока я не смогу убедиться, что это действительно ты.
– Это я.
– Докажи.
Проскользив спиной по стене, я опустился на пол, прислонился затылком к холодным неровным доскам.
– Где мы с тобой познакомились? – глухо и требовательно прозвучал из-за двери голос.
В моих мыслях была пустота. Никакого отклика.
– Я не помню.
– Но ты помнишь тот реферат, который я тебе сдала на первом же семинаре, где не было ничего, кроме номера моего телефона?
– Нет.
– А студенческую вечеринку в античном стиле, куда тебя затащил Уолт?
Я посмотрел на ганлин, выкачавший из меня все воспоминания, но он молчал, не давая ни одной подсказки.
– Нет. Я помню только тебя. Больше ничего.
Сознание снова замерцало, выплескивая какие-то невнятные образы, не имеющие отношения к действительности. Светящиеся куски льда, нагромождения сверкающих камней, похожих на золотые кайлатские топазы, белые, слепые глаза верховного божества, нарисованные на гигантской ступе, упирающейся в небо и напоминающей очертаниями вершину Матери Всех Богов. А сквозь мутные видения, уже в этой реальности, я услышал отголосок скрежета засова, скрип двери, шаги, прикосновение настойчивых рук, отрывистый встревоженный голос:
– Вставай. Поднимайся, Рай. Ты же весь в крови. Ты ранен? Или опять убил кого-то?
Она говорила что-то еще, тормошила меня, тянула за собой.
– Уверена… что я настоящий? – спросил я. Чтобы подняться, мне пришлось ухватиться за ее руку, а чтобы удержаться на ногах, навалиться всем весом на хрупкое плечо. Но она удержала меня, дыша часто и неровно.
– Уверена. Узнаю твою убийственную честность, – ответила она, помогая мне войти в комнату.
Когда я опустился на кровать, метнулась к двери, захлопнула ее, рывком задвинула засов. Вернулась, села рядом. Сквозь туман, плавающий вокруг, я чувствовал, как она пытается ослабить хватку моих пальцев, все еще сжимающих ганлин. Кость и серебро почти слились со мной, отрываясь от ладони вместе с кожей, но я не ощущал боли.
Потом Тисса намочила полотенце и принялась вытирать мое лицо.
– Что ты с собой сделал, Рай. Посмотри на себя.
– Не волнуйся…Я не ранен. И душа на месте.
Уголок ее губ нервно дернулся, ладонь сильнее, чем нужно, прижала ткань к моему лбу.
– Пока тебя не было, за дверью кто-то бродил, сопел, скребся… – Тисса содрогнулась, и ее глаза, обведенные тенью усталости, потускнели на миг от недавно пережитого страха.
– Все хорошо, – ответил я машинально, поднял тяжелую руку и погладил девушку по лицу. Ладонь ощутила шелковистую гладкость кожи, мягкий укол ресниц, теплое прикосновение губ. – Теперь все хорошо.
Тисса замерла на мгновение, потом сдвинула брови, отстранилась, спросила сухо:
– Ты завершил, что хотел? Этот ритуал.
– Да.
– У тебя глаза стали совсем пустыми. Посмотри на меня. Ты правда ничего не помнишь?
Я закрыл глаза, чтобы не видеть ее тревожного, вопрошающего, растерянного взгляда, а самое главное – фигуру в красной драной куртке, неподвижно стоящую у двери и наблюдающую за мной. У нее не было глаз, но выходец из мира без форм смотрел на меня жадно и пристально. Не враждебно, просто с любопытством.
– Ладно, я расскажу тебе обо всем, – произнесла Тисса с уверенным спокойствием, не видя того, кто стоял за ее спиной. – Главное, ты помнишь меня…
Сон пришел очень быстро. Сквозь его теплую вату я чувствовал, как Тисса бинтовала мою ободранную ладонь, потом легла рядом, прижалась, глубоко вздохнула несколько раз, успокаиваясь, потом ее ладонь скользнула под мою водолазку, но я уже погрузился в глубокую черноту без видений и мыслей…
Мое блуждание по ней продолжалось очень долго, а проснулся я от солнечного света, касающегося лица. Робкий луч на ощупь нашел лазейку в старый, мертвый, заброшенный дом, наткнулся на живого человека и застыл в изумлении. Я мысленно провел рукой по тонкому световому побегу, и мое сознание устремилось вверх по нему. Вырвалось из темной коробки здания, мимо склона, поседевшего от инея. Выше ущелья, залитого тьмой, к золотому пологу света, лежащему на вершинах гор. Ощущение свободы, полета и почти счастья прервалось внезапно. Ко мне прижалось нечто теплое, упругое, настойчиво возвращающее обратно в реальность.
Тисса лежала рядом, укрыв нас обоих спальным мешком. Ее лицо было спокойным и умиротворенным, но на щеке, едва прикрытой тонким локоном, виднелась высохшая дорожка от слез. Я рассматривал эту девушку, словно видел впервые.
Вчера ее лицо расплывалось в тумане, плавающем передо мной, сегодня казалось ошеломляюще четким, как будто прорисованное тонким пером, видимое до самой тончайшей морщинки на веках и волоска в красиво изогнутых бровях.
Тисса открыла глаза. Сонно улыбнулась, потянулась было ко мне, но остановилась, внимательно разглядывая меня.
– Это действительно ты, Рай? – спросила она, слабо усмехнувшись. – Смотрю и не узнаю. Что с тобой сделали во время вчерашнего ритуала?
– Расширили сознание.
– И насколько сильно? – Тисса села на кровати, собирая волосы, рассыпавшиеся по плечам, свила их жгутом, закручивая на затылке.
Глядя на нее, я все отчетливее чувствовал, как меня отпускает потусторонний мир и накрепко привязывает к себе этот, сузившийся до пределов маленькой комнаты в старом доме.
Надо собирать вещи, укладывать рюкзаки, идти дальше. Делать то, чем я занимался все эти дни.
– Похоже, тебе не расширили сознание, а расшатали. – Голос Тиссы отвлек меня от размышлений.
Я обнаружил себя стоящим посреди комнаты с синим спальником в руках. Бурые, засохшие пятна на его поверхности складывались в сложный узор, тайный смысл которого ускользал от меня.
– Вернись, пожалуйста, с высот, где ты пребываешь, на землю, – мягко попросила она, забирая из моих рук спальный мешок, и я вдруг понял, что она боится. Меня. Того, что со мной произошло или могло произойти. Начала опасаться только что – моего отсутствующего вида, пустого взгляда, ганлина, заляпанного кровью и лежащего в неприкосновенности на перекошенном столе. Старалась не показать этого, зная, что от меня теперь зависит ее безопасность. По давней привычке была вынуждена подчиняться новому покровителю, каким бы странным, сумасшедшим, опасным он ни был. И улыбалась так же нежно, как и Джейку. Заложница инстинкта самосохранения и здравого смысла.
Я подошел к ней, положил ладонь на теплую шею, развернул девушку к себе, обнял.
