— Постойте, едем на такси вместе. Мне нужно домой за ежедневником.
— Мне тоже нужно. Я свой календарь оставил на переднем сиденье в машине. Знаете, два клиента, которых я пропустил, — они здесь. Живые.
— Одри мне сказала, — ответил Чарли. — Их всего шестеро. Она им сделала эту фигню с неумиранием. Очевидно, от этого все космическое говно и вскипело, но что уж тут поделать? Не убивать же их.
— Нет, мне сдается, все как вы говорили. Здесь, в Сан-Франциско, грядет битва, и случится она сейчас. А поскольку вы — Люминатус, мне кажется, это ложится на ваши плечи. Поэтому я бы решил, что мы обречены.
— Может, и нет. Ведь каждый раз, когда они меня готовы были сцапать, кто-нибудь вмешивался и победа была за нами. Мне кажется, судьба на нашей стороне. Я в этом смысле оптимист.
— Это потому, что вы недавно трахнули монахиню, — ответил Мятник.
— Я не монахиня, — сказала Одри, вбегая в столовую с пачкой бумаг в руках.
— Ой, блин, — хором выдохнули Торговцы Смертью.
— Нет-нет, все в порядке, — сказала Одри. — Он действительно меня трахнул или, точнее будет сказать, мы трахнулись, но я больше не монахиня. И не из-за траха, понимаете, это было дотраховое решение. — Она метнула бумаги на стол и уселась Чарли на колени. — Эй, красавчик, как тебе утро? — И наградила его спиноломным поцелуем, обхватив всеми конечностями, как морская звезда, которая пытается вскрыть устрицу; в конце концов Мятник Свеж разразился кашлем.
Тогда она повернулась к нему:
— И вам тоже доброе утро, мистер Свеж.
— Да. Спасибо. — Мятник изогнулся так, чтобы видеть Чарли. — Но приходили они за вами или за клиентами, которые не умерли, — это все равно, они вернутся, вы понимаете?
— Морриган? — уточнила Одри.
— Че? — произнесли Торговцы Смертью и опять — хором.
— Ребята, вы такие лапочки, — не выдержала Одри. — Их зовут Морриган. Женщины-вороны — олицетворения смерти в облике прекрасных воительниц, которые умеют превращаться в птиц. Их трое, и все они — часть такой коллективной королевы Преисподней, ее зовут Морриган.
Чарли отстранился от нее, чтобы посмотреть в глаза.
— А ты откуда знаешь?
— Только что посмотрела в Интернете. — Одри слезла с Чарли, собрала бумаги со стола и стала читать: — «Морриган состоит из трех отдельных сущностей. Маха реет над полем боя и собирает дань — воинские головы, — говорят, она способна излечить воина от смертельных ран прямо на месте, если его соратники принесли ей достаточно вражеских голов. Кельтские воины звали отрубленные головы Желудями Махи. Она считается матерью всех троих.
Бабд — ярость, страсть битвы и убийства; говорят, она собирает семя павших воинов и силу его пускает на то, чтобы вдохновить в бою сексуальный пыл, подлинную жажду крови.
И Немайн — неистовство, говорят, она гонит воинов в битву таким душераздирающим воем, что вражеские солдаты могут умереть от испуга. Ее когти ядовиты, одна царапина способна убить, но она стряхивает яд в глаза врагам, чтобы ослепить их».
— Точно, — сказал Мятник Свеж. — У той, что была в метро, с когтей капало.
— Ну да, — подтвердил Чарли, — а я, похоже, припоминаю Бабд — эту, кровожадную. Это они. Надо поговорить с Лили. Я посылал ее в Беркли, чтобы нашла о них что-нибудь, а она вернулась ни с чем. Наверное, даже не искала.
— Ага, и спросите, встречается ли она с кем-нибудь, — сказал Мятник и повернулся к Одри: — А там написано, как их убить? Есть у них слабые места?
Одри покачала головой:
— Только то, что воины брали с собой на битву псов, чтобы защититься от Морриган.
— Псов, — повторил Чарли. — Это объясняет, почему дочку мою охраняют эти адские псы. Говорю же вам, Свеж, все у нас будет хорошо. Судьба за нас.
— Ага, это вы уже говорили. Вызовите наконец такси.
— Непонятно только, почему из всех демонов и богов Преисподней нам тут достались кельтские.
— Может, они все тут, — сказал Мятник Свеж. — Один чокнутый индеец как-то сказал, что я — сын Анубиса, египетского бога мертвых с шакальей головой.
— Отлично! — воскликнул Чарли. — Шакал — это же вроде собаки. У вас природные способности, чтобы сражаться с Морриган, видите?
Мятник посмотрел на Одри:
— Если вы не сделаете чего-нибудь, чтобы его утихомирить и разочаровать, я его пристрелю.
— Да, кстати, — сказал Чарли. — Можно мне еще разок одолжить у вас большую пушку?
Мятник расплел длинные ноги.
— Чарли, я пошел вызывать такси. Если вы едете, прощайтесь, потому что когда такси придет, меня здесь не останется.
— Шикарно, — сказал Чарли, с восхищением глядя на Одри. — Я думаю, при дневном свете мы все равно в безопасности.
— Трахомонах, — проворчал Мятник, выныривая в дверь.
Тетя Кэсси впустила Чарли в их домик в Марине, и Софи сумела прекратить радостное употребление хозяина дьявольскими собаками, не успело оно толком начаться.
— Папуля!
Чарли подхватил дочь на руки и сжал так, что она изменилась в цвете; когда же из кухни вышла Джейн, он свободной рукой подхватил и ее и тоже обнял.
— Ай, отпусти, — сказала Джейн, отталкивая его. — От тебя несет благовониями.
— О, Джейн, я сам поверить не могу — она такая чудесная.
— Его трахнули, — сказала Кассандра.
— Тебя трахнули? — переспросила Джейн, целуя брата в щеку. — Я так за тебя рада. А теперь отпусти меня.
— Папулю трахнули, — сообщила Софи адским псам, кои от такой новости вроде бы тоже возрадовались.
— Нет, не трахнули, — ответил Чарли, и по домику разнесся коллективный вздох разочарования. — Нет, ну да, трахнули. — Коллективный вздох облегчения. — Но дело не в том. А дело в том, что она чудесная. Роскошная, и добрая, и милая, и…
— Чарли, — перебила его Джейн. — Ты позвонил и сказал, что нам грозит какая-то огромная опасность, что надо забрать Софи и защитить ее, а сам тем временем отправился на свидание?
— Нет-нет, опасность была… то есть она есть, по крайней мере в темноте, и действительно Софи надо было забрать, но я кое с кем познакомился.
— Папулю трахнули! — опять возликовала Софи.
— Солнышко, мы так не выражаемся, договорились? — сказал Чарли. — Тете Джейн и тете Кэсси тоже бы не стоило. Это некрасиво.
— Как «киска» и «только не в попу»?
— Вот именно, солнышко.
— Ладно, папуля. Так это было некрасиво?
— Папе сейчас надо заехать домой и забрать ежедневник, тыковка, а об этом мы потом поговорим. Поцелуй-ка меня. — Софи обняла его так крепко, что Чарли чуть не расплакался.
