– Я даже твоего ответа не достоин?
Катя его не боялась – впервые за последние семь лет. В ней бил вулкан, в ней клокотала сила, в ней любовь взрывала сверхновую за сверхновой, меняя вселенную, искривляя пространство и время.
Он затопал по лестнице уже через пару минут.
– Ты совсем охренела? – спросил он с порога.
Катя молча застегнула пуговку на своей фланелевой пижаме с котиками. Джастин захлебнулся гневом, глаза его потемнели, он бросился на нее, сжимая кулаки, схватил за волосы, толкнул через комнату. Катя приложилась лицом о тумбочку, кожа под глазом лопнула, черная кровь потекла по щеке.
– Смотри, как ты меня разозлила, – крикнул Джастин. – Ты же знаешь, как мне трудно себя в руках держать! Зачем ты так со мной, Кэти?
Он снова замахнулся, но Катя перехватила его руку, легко удержала. Подняла на него голубые глаза, в которых плясал страшный, веселый ведьмин огонь.
– Теперь я, – сказала она, шагнула вбок, потянулась и ткнула пальцем ему в спину между лопаток.
Джастин тут же осел на кровать, парализованный, захрипел, не в силах вдохнуть.
– Ой, извини, – сказала Катя. – Высоковато, да? Дыхательный центр, я не собиралась.
Она опять ткнула пальцем в ту же точку, потом – в середину спины. Джастин с клекотом втянул воздух.
– Ч-ч-что ты… – начал он.
Катя приложила палец к губам:
– Тсссс!
Из коробки под кроватью она достала кляп на ремешке, шнур и два дилдо, черный и красный. Джастин хрипел от страха, он пальцем не мог пошевелить, а от точки на спине, куда Катя нажала, разбегались горячие волны, как от ожога.
Через несколько минут он уже стоял на кровати на коленях, с выставленным задом, со щекой, прижатой к подушке. Глаза его были полны ужаса, он грыз кляп.
– Ты делал это со мной тридцать четыре раза, – сказала Катя, наклоняясь к его лицу. – Но я знаю, что по-своему ты меня любил и говорил себе, что мне это нравится. Поэтому я использую смазку.
Она выбрала черный дилдо, побольше. Джастин кричал в кляп, но Катя заметила его эрекцию. Она склонилась к лицу мужа.
– Так тебе нравится? Тебе! Не мне. Как бы ты перед собой ни оправдывался – меня ты насиловал. Понимаешь?
Джастин прикрыл полные слез глаза. Его пенис упруго качнулся в ее руке.
– Но ты всегда извинялся, – сказала она и положила другую руку на дилдо.
Он кончил дважды, потом Катя толкнула его на кровать, распрямила его ватные руки и ноги, вытащила кляп. Ведьма хотела продолжать, ведьме было мало энергии секса, она хотела еще – все, полностью, осушить, забрать, пусть умрет, зараза, семь лет мучений и слез… Но ведьмой она была только несколько часов, а собою – всю жизнь.
Джастин не мог толком говорить, только мычал что-то вроде «прости».
– Я ухожу, – сказала Катя. – Я не могу забрать Фрейю с собой и не хочу оставлять ее тебе. Я отвезу ее к твоей сестре. Люси ее любит, им будет хорошо. Ты будешь их навещать и платить алименты. И каждый, каждый раз говорить Фрейе, как ты ее любишь!
Он что-то простонал. Катя склонилась к его лицу.
– Я… плохой человек? – чуть слышно спросил он.
– Наверное, сейчас – да, – сказала Катя, подумав. – Но живые могут меняться. Прощай, Джастин. К утру паралич пройдет. Спи.
Она накрыла его одеялом, аккуратно затворила за собой дверь спальни. Несколько раз вымыла руки. Вышла на улицу прямо в пижаме, босиком.
У дома рос огромный ясень, к его высокой ветке кто-то еще в прошлом году привязал крепкую веревку с шиной. Катя оттолкнулась, раскачалась, наслаждаясь полетом сквозь ночь. Качели взлетали высоко, потом еще выше, словно Катя летела на шине, и только веревка удерживала ее от того, чтобы сорваться и умчаться в небо, полное чистых, влажно мерцающих звезд.
четыре…
Фрейя слушала внимательно и болтала ногами.
– Папа будет тебя навещать, – сказала Катя.
– А ты?
Они сидели на верхушке пирамиды из брусьев на детской площадке и ели картошку фри, виноград, мороженое, сосиски, маленькие мармеладки в виде червяков – все вперемешку.
– Я не знаю, – честно сказала Катя. – Фрейя, я не очень хорошо умею любить. Во мне многих кусочков не хватает, как в пазле, и картинка не собирается, я не могу понять, что на ней. Но кусочки про тебя – есть, я знаю, что тебя люблю. Очень. Как умею. И почти ничего нет на свете, чего бы я для тебя не сделала…
– Кроме того, чтобы нормально быть моей мамой, – уточнила Фрейя, отворачиваясь. Катя сглотнула.
– Да, – тихо сказала она. – Кроме этого. Прости.
Она обняла девочку, та оттолкнула ее, потом сдалась, обмякла.
Они долго сидели, не двигаясь, мороженое сильно подтаяло.
– Ну? – спросила Катя. Фрейю уложили на гостевую кровать в комнате младших мальчишек, она не проснулась, когда Катя ее несла из машины. – Да или нет?
– Ты с ума сошла, – говорил Фред, муж Люси, качая головой. – И Джастин окончательно долбанулся. Так не делают нормальные люди, да и ненормальные редко…
– Да или нет? – повторила Катя, глядя ему в лицо.
– Да, – всхлипнула Люси. – Конечно, да! Я же Фрейю люблю, всегда любила! – Она заплакала уже по-настоящему. – А Джастин говнюком был с детства. Я знала, что он тебя бьет и мучает, с самого начала знала, что не удержится. На свадьбе хотела тебя предупредить, но, как о таком скажешь, когда ты стоишь сияющая в белом платье? Ты прости меня, а? Что мне сделать, чтобы ты простила?
– Сделай Фрейю счастливой, – сказала Катя.
Она не пошла в спальню посмотреть на дочь перед уходом. Когда-нибудь, когда она соберет более полную картинку себя из кусочков, если их найдет, она вернется. Тогда и посмотрит. Совсем другая Катя посмотрит на совсем другую Фрейю. Но никогда не станет у нее ничего забирать – только отдавать.
Она оставила Люси и Фреду свою машину – иначе им было бы трудно развозить детей. Собиралась доехать обратно на автобусе, но Фред открыл гараж, чтобы Катя посмотрела на его старый мотоцикл.
– Забирай жеребчика, – сказал он, погладил пыльное сиденье и тут же застеснялся. – В смысле – бери его, застоялся. Я, видишь, как растолстел, – он похлопал себя по бокам. – Где мне теперь? А у тебя теперь глаза такие стали, что я – тебе в самый раз будет. Да и он скучает…
– Я плохо умею, – сказала Катя медленно, хотя ей сразу захотелось оседлать мощную машину, сжать ногами и помчаться на ней сквозь ночь.
– Да что там уметь, – пожал плечами Фред. – Как велосипед с мотором. Только очень быстрый… тяжелый… прекрасный…
Катя мчалась по ночному шоссе быстрее ветра и смеялась – она была свободна, совсем свободна.
Она ехала к Мариусу.
Она положит одну руку ему на грудь, где молчит сердце, другую – на живот, откуда густые кудрявые волосы сбегают в пах темной волной.
