— Да плюнь ты на все — голова на месте, руки-ноги — чего еще! Погоди вот, мы тебя пристроим куда-нибудь, оклемаешься… — приговаривал он, — и все путем будет.
— Не-ет, я не пьян! — гнул свое Бяша, не отрывая лица от скатерти, комкая ее огромными ручищами. — Все исковеркали, всю душу вымотали, гады-ы…
— Говорил же: нечего на других пенять, человек сам себе… — обращался к разуму Сергей. Но до Бяши его слова не доходили.
— Все сволочи! — выкрикнул вдруг тот истерично, с надрывом, хрипато. — Все!
Он вскочил, ударился плечом о стену, упал, опрокинув головой стул. Дернулся, пытаясь встать, но лишь стянул на себя скатерть.
"Вон, Славик, чудо-парень, вежливый, аккуратный, всегда поможет…" — прозвучали неожиданно в ушах старые, почти забытые слова матери. Почему?! Сергей бросился поднимать друга. Но тот резко отпихнул его от себя, встал сначала на колени, а потом и в полный рост. Сергей видел, что Бяша уже готов, что он даже не понимает, где он находится и что с ним, кто рядом — взгляд был безумен и свиреп. Начинается! Он попытался обхватить его за плечи, но Бяша снова выставил свои мосластые лапы, оттолкнул.
— У-у, гады!!!
Гитара со звоном и хряском обрушилась на плиту, сбила конфорки и разлетелась на куски — сухой острой щепой Сергея сильно ударило в щеку, заскрипели на последнем пределе и оборвались струны. Сергей поневоле сжал кулак, собираясь этим единственно возможным средством успокоить Бяшу. Но тот уже и сам успокоился. Он так же неожиданно рухнул на стул не сел, а развалился полулежа, спиной на сиденье, дергая согнутыми в коленях, расслабленными ногами… и скис. Только всхлипывал судорожно.
— Все?! — спросил Сергей, вовсе не надеясь на ответ.
Но Бяша ответил, может, машинально, а может, и в просветлении:
— Все, порядок!
Он никак не мог устроиться на стуле. И Сергей, придерживая под руки, помог. Чувствовал — ничего неожиданного больше не будет, угомонился. Но на душе было не просто неспокойно, а невыносимо тяжко и муторно.
В стену стучали со всей силы. Он хотел сходить к соседям и объясниться, но взвинченные нервы не дали этого сделать пускай там хоть с ума сходят, ну их к черту!
Бяша тихо сопел, часто приоткрывая левый глаз, поглядывая на яркую лампочку.
— Вот и встретились… — проговорил каким-то не своим усталым и почти трезвым голосом и свесил голову на грудь.
В дверь позвонили, уверенно и настойчиво, три раза подряд. Кто бы это? Сергей поплелся в прихожую, ругая все на свете, а особенно поздних, ночных гостей.
— Разрешите?
На пороге стоял милиционер в черном овчинном полушубке, теребил в руках перчатки с белыми отворотами. От холода лицо у него было свекольно красным, и на нем белыми перышками выделялись брови и узенькие подбритые усики. На вид ему было не больше двадцати трех — двадцати пяти лет.
Сергей опешил, отступил вглубь прихожей, споткнувшись о край коврика. Вот так оборот!
— Конечно, заходите, пожалуйста.
Милиционер старательно обстучал о половик сапоги, вытер подошвы. Только после этого сделал шаг вперед.
— Чем обязан? — учтиво поинтересовался Сергей.
Милиционер, немного смущаясь, огляделся, сдвинул шапку на затылок.
— Гуляем? — спросил вкрадчиво.
Только сейчас до Сергея дошло.
— Соседка нажаловалась, наверное? — спросил он и тут же заверил. — У меня все в порядке, все тихо, товарищ сержант.
— Было б тихо, меня не прислали б, — ответил тот, засмущавшись еще больше, прихлопывая перчатками по рукаву и продолжая вертеть головой. — Вы позволите?
Надо же, какой вежливый, подумалось Сергею. И зачем открыл только! Не надо было к двери вообще подходить — мало ли, спит он или дома нету! Теперь от этих запоздалых сожалений было мало толку.
— Пожалуйста, — он распахнул дверь в темную комнату, щелкнул выключателем,
Милиционер комнату проигнорировал, направился на кухню неторопливо и озираясь по сторонам, задевая стены, будто неловкий стеснительный гость.
— Здорово, начальник! — встретил его Бяша.
Он стоял у стола, придерживаясь рукой за край, покачивался. Глаза у него были мутными, осоловелыми, но вовсе не безумными.
Милиционер нимало не удивился.
— Гуляем, — сказал он опять, но уже утвердительно.
— Отгуляли, — поправил его Бяша.
— Ваши документы, пожалуйста.
И как они так ловко определяют, как видят — кто есть кто, кто их клиент, а кто нет? Сергей надеялся на чудо. И знал не будет сегодня никаких чудес.
— Почему в Москве? — спросил милиционер. Стеснительность и неловкость слетели с него, будто и не было. Лицо постепенно превращалось из свекольного в нормальное, даже немного бледное.
Бяша отвечать не стал. Сел к столу, уперся в него локтями, принялся опять тискать черными пальцами лицо.
— Придется пройти со мной! — милиционер говорил Бяше, но смотрел почему-то на Сергея.
— Товарищ сержант, да пусть у меня поспит, утром уедет, я сам провожу, все будет нормально, не беспокойтесь! — заторопился Сергей.
— Все будет нормально, — повторил на свой лад сержант, нельзя, непорядок.
— Не переживай, Серега, — подал голос Бяша, вставая.
— Товарищ сержант, с ним было только что совсем плохо, хотел уже врача вызывать, скорую, еле отошел — пусть отлежится, ну зачем, мало ли что, а тут ему будет хорошо, и вообще… — продолжал суетиться Сергей. Он чувствовал себя страшно виноватым перед Бяшей и не знал как исправить деяо, нервничал, не находил слов, — ему было совсем плохо…
— Ничего, у нас ему будет хорошо, — заверил сержант без тени сомнения, но и без нажима. — Одевайтесь.
Сергей видел, что Бяша старается держаться непринужденно, даже нагловато, будто все ему нипочем. Но он видел и другое — давалось это Бяше с трудом, с большим напряжением, голос у него подрагивал, срывался. Он почти протрезвел, хотя и покачивался, на лице застыла деланная, жалкая улыбочка.
— Ты меня прости, Серега, ты не держи на меня… — Бяша смотрел как-то виновато и печально, — так получилось, прости.
— Все путем, все путем, — ошалело повторял Сергей чужую, не свойственную ему фразу и тоже улыбался — губы подрагивали.
— Извините, — сказал милиционер на прощание. — И кстати, сходили бы, перед соседкой извинились, а то нехорошо как-то.
Сергей закивал. Но у него свое болело, не до соседки.
— Я с вами, — он схватил с вешалки куртку, — можно ведь?
— Нет-нет, — сказал милиционер строго, давая понять, что дискуссии будут сейчас неуместными, — мы уж сами. Всего доброго.
Они вышли. С лестничной клетки донеслось:
— Не отчаивайся, Серега, встретимся еще! — голос был совсем осипшим, надтреснутым. Потом послышался легкий присвист и неразборчиво: — Опа, опа, жаренные раки, приходите в гости к нам, мы живем в бараке…
