Странным было и то, что время шло, но ничего жуткого — на что неоднозначно намекают мрачные сказки о вампирах, упырях и прочей нежити — не происходило. Она по-прежнему сидела на земле, окруженная мертвецами, которые тянули к ней ладони, и те, которым удавалось прикоснуться к ней, просто замирали, не ослабляя хватки. Никто не пытался прокусить ее кожу, найти высохшими зубами пульсирующую венку на шее. Да и страх потихоньку отступал, как выползший из оврагов утренний туман под первыми лучами солнца. Даша поймала себя на мысли, что теперь может рассматривать мертвецов без содрогания. Даже больше — лица некоторых из них кажутся такими измученными, что почти вызывают сочувствие.
И вдруг она обратила внимание — маленький мальчик, ребенок, который несколькими минутами раньше подполз к ней сбоку и цепко ухватился за нее, теперь лежал чуть поодаль, лицом вверх и раскинув руки. Он больше не выглядел монстром — это был просто несчастный мальчик, которому не повезло так рано умереть. Глаза его были закрыты, в длинных пушистых ресницах запутался ветер, бледные до синевы щеки ввалились, грудь выглядела впалой, как будто некое чудовище наступило на нее, оставив след.
С нарастающим изумлением Даша увидела и других, лежавших на земле, неподвижных и бездыханных. И тут внезапно поняла — стоило кому-то из мертвецов подержать ладонь на ее теле, как силы покидали их. По-крысиному настороженные лица покойников, излучая слабый золотистый свет, расслаблялись и становились почти красивыми (это, конечно, была особенная красота, печальная, мимолетная, — совершенство восковой фигуры, кукольная безмятежность). А у Даши, наоборот, словно драконьи крылья за спиной росли — жилистые, кожаные, влажные еще, но с каждой минутой все больше расправляющиеся, чтобы помочь ей воспарить. Не было больше страха — ни перед живыми, ни перед мертвыми. Девочка распрямила ноги, устремила взгляд вверх, в темное небо, и улыбнулась — хотя едва ли всерьез верила, что некто суровый, но всепрощающий может и в самом деле смотреть на нее оттуда.
Последние мертвецы все еще тянули к ней руки, и она больше не пыталась отстраниться — наоборот, шагнула им навстречу. Погладила по седой свалявшейся и пахнущей дождевыми червяками бороде какого-то старика с ввалившимися тусклыми глазами. С сочувствием и почти любовью прикоснулась к восковой щеке темноволосой девушки, льняное платье которой украшала брошь в виде подсолнуха. Обняла маленького мальчика с потеками запекшейся черно-бурой крови на щеках.
Ей было светло и легко.
И вдруг Даша увидела свою мать — не на самом деле, а внутренним зрением. Это было странно — никогда раньше у нее не было подобных ярких галлюцинаций. Мелькнула мысль — неужели вместе с потоком чистой силы мертвецы передали ей возможность видеть на расстоянии?
Мать выглядела усталой и некрасивой, ее обычно блестящие волосы были грязными, отдельные свалявшиеся пряди падали на измученное желтое лицо. Женщина выглядела почти безумной. Металась среди деревьев, и всполохи пламени играли на ее лице. Платье было порвано, шаль съехала набок.
— Мама… — еле слышно позвала Даша.
Женщина остановилась, недоверчиво пошарила взглядом в пространстве, но, никого не увидев, нахмурилась и продолжила поиски.
«Она меня ищет, меня», — догадалась Даша.
Едва дождавшись, пока последний мертвец не упадет, опустошенный, к ее ногам, девочка бросилась обратно в поселок. Ее ноги были легкими, а сердце — как будто исполнено света. Ей хотелось жить и любить, хотелось всем-всем рассказать о том, что одним взглядом сбросить стакан со стола, или поголодать недельку, или заставить другого человека произнести нужные слова — такая пустая ерунда по сравнению с тем, главным, которое прекрасным тропическим цветком распускается в ее сердце и вот-вот заполнит все существо.
Она бежала и бежала, пока не достигла лесной деревни, уже почти догоревшей. И действительно увидела мать — осунувшуюся, взлохмаченную, почерневшую лицом. Ангелина тоже ее увидела. И сначала замерла, а потом бросилась вперед, раскинув руки. Даша кинулась ей навстречу, перепрыгивая через полуистлевшую мебель, бревна, чьи-то тела. Зарывшись лицом в складки маминого платья, которое так знакомо пахло растворителем для краски и душновато-порочным ароматом духов Tuberose Criminelle, девочка впервые за прошедшие бесконечные дни снова почувствовала себя маленькой и нуждающейся в защите. Как здорово и сладко!
— Ты вернулась… — сказала Ангелина, прижимая к себе дочь так, что у той косточки хрустнули. — Вернулась. Пойдем же скорее домой.
* * *
Темноволосый незнакомец, смуглый и худой, — это его смерть. Странная мысль была интуитивной, и она пришла в голову Марка еще до того, как тот успел оценить ситуацию с помощью логики. За спиной Марка, совсем недалеко, находились бойцы с пистолетами, где-то там же была и огненная, демоническая Жанна, ими управляющая, а незнакомец смотрел на него с насмешливым спокойствием. И Марка беспричинно затрясло от нахлынувшего ужаса. Он весь подобрался, поджал мускулы, сузил глаза, как зверь перед прыжком. Противник же его расслабленно перекачивался с носка на пятку. Мужчина стоял безоружный и не проявлял агрессии, но все-таки от всего его существа исходила такая сила и мощь, что это невозможно было не почувствовать.
Марку стало и страшно, и стыдно за свой страх.
— Кто вы такой? — крикнул он, стараясь держаться уверенно, но голос его, обычно крепкий и низкий, предательски сорвался. Что называется, «дал петуха».
Незнакомца это развеселило.
— Надеюсь, я не обязан отвечать? — спокойно уточнил он. — Десять минут назад я бы предложил вам убраться подобру-поздорову… — Мужчина задумчиво нахмурился и вынужден был добавить: — Или не предложил бы. Сейчас же вы мне даже жалкого «или» не оставили.
— Какая глупая самонадеянность, — фыркнул Марк, колени которого дрожали, что с каждой минутой все труднее было скрывать.
Незнакомец едва заметно кивнул кому-то, подкравшемуся к Марку со спины.
— Сделай это. У тебя получится, — услышал Марк.
И обернулся, ожидая увидеть кого угодно — от спецназовца с автоматом до самого дьявола, — но только не то, что увидел на самом деле. Перед ним стояла худенькая девочка, подросток. Что-то в ее бледном насупившемся лице показалось ему знакомым. «Неужели?..» — подумал Марк, но в эту секунду кто-то невидимый изо всех сил ударил его в солнечное сплетение. Он упал на колени, удивленно рассматривая живот. Голова опустела, как будто мощным насосом из нее мгновенно откачали все мысли, воспоминания и чувства. Его охватила неприятная холодная бесконечность мертвого космоса. Марку с трудом удавалось втягивать в легкие воздух, который вдруг показался раскаленным, — каждый судорожный вдох сопровождался надрывным хрипом. Хотелось закрыть глаза, лечь на землю и раствориться в ней. Навсегда.
