Нужно отступить. Если он за несколько секунд не сможет высвободиться и отойти в безопасное место, где до него нельзя будет добраться, дело примет плохой оборот.
Алан размахнулся рукой, сжавшей копьеносца, держа его под таким углом, чтобы попасть клювом в рваную рану, сделанную до этого топориком. Когда острие клюва вышло с другой стороны, Алан стал загонять его дальше, распарывая ткань. Наверное, он задел какой-то нервный ствол, потому что конец щупальца теперь дергался, то сжимаясь, то разжимаясь.
Алан выдернул руку и быстро откатился от двери. Оставив кресло на месте, встал на четвереньки и пополз по коридору к комнате.
Ему почти удалось до нее добраться.
Имей он сильные, здоровые ноги, он бы уже был в безопасности. Однако ноги волочились по полу, тянули его назад, и он проклинал их. Правая рука тоже мешала. Скорость передвижения зависела сейчас от силы рук, но правая была поранена. Левая уже находилась в нескольких дюймах от ковра, когда что-то обвилось вокруг ноги. Даже в тот момент он мог освободиться, хорошенько пнув это существо, однако в ногах не было силы. Он понял, что нужно попробовать дотянуться до лестницы и схватиться за перила.
Пока щупальце волокло Алана по мраморному полу, он отчаянно шарил по нему рукой, пытаясь нащупать маленькую выбоину, шов, хоть что-нибудь, но так ничего и не нашел. Плиты были положены слишком профессионально. Он сделал попытку пнуть щупальце свободной ногой, но почувствовал, как обвивается вокруг нее другое щупальце и тянется дальше, к бедру.
Теперь оно тащило его назад еще быстрее.
Алан разглядел топор в том месте, где выронил его, вытянул руку и пальцы так, что казалось, вывернет плечо, но достать не смог. Словно моряк, который с палубы корабля смотрит на удаляющийся родной берег, смотрел Алан на исчезающий из поля зрения топорик.
Потом его протащило мимо кресла. Он схватился за него, взявшись за подставку для ног, но кресло лишь покатилось за ним. Он держался на него, потому что ему просто не за что было больше держаться.
А потом появились другие щупальца, бесчисленное множество, они свились в клубок и обвили его ноги так, что он уже все равно не смог бы освободиться даже при здоровых конечностях. Он был беспомощен. Абсолютно беспомощен.
Смерть все ближе подбиралась к нему.
Хотя он не переставал сопротивляться непреодолимой силе волочивших его щупалец, сознание этого тяжестью легло на сердце. Страх пронзил его, страх, но не паника. Это был страх пополам с горечью. Слезы застилали глаза. Слезы сожаления. Все кончено. Он никогда больше не станет на ноги, не увидит, как вырастет Джеффи, не состарится вместе с Сильвией, но печальнее всего то, что ему суждена такая нелепая смерть. Смерти он никогда не боялся, готов был встретить ее с распростертыми объятиями, но лишь когда станет седым, трясущимся стариком, прикованным к постели.
Щупальца уже протащили через дыру в двери ноги Алана. Щепки от раскрошившегося дерева вонзились ему в бедра, потом в поясницу и грудь, когда его тело застряло в дыре.
Он не пролезает, по крайней мере, целиком.
О Господи, Господи, Господи! Я не хочу умирать так!
И вдруг, охваченный болью, страхом и скорбью, он понял, как должен умереть. У него не было возможности выбирать, где и как смерть застанет его, но он может решить для себя, как встретить смерть.
Молча.
Он застонал, когда сила, волокущая его, возросла и его суставы, сухожилия, кожа и мускулы растянулись сверх всяких пределов.
Спокойнее!
Он протянул руку к креслу и, схватив тонкое одеяло, заткнул им рот, используя его как кляп.
Вот теперь хорошо. Кляп — теперь он не сможет закричать. Он не должен кричать.
О Боже, какая боль!
Он должен оставаться спокойным, потому что, если боль и страх одержат над ним верх, он закричит, и Сильвия проснется и прибежит к нему… Он знает ее, знает, что, если он окажется в опасности, она не станет раздумывать, она будет думать только о нем, она ринется навстречу тучам жуков и щупалец, чтобы быть рядом с ним.
Алан с заткнутым одеялом ртом беззвучно крикнул, когда головка его правой бедренной кости с громким хрустом выскочила из впадины, и крикнул еще раз, когда то же самое произошло с левым бедром.
Спокойно! Спокойно! СПОКОЙНО!
…Потому что для него уже все кончено, но если сюда придет Сильвия, они сделают с ней то же самое, а потом набросятся на Джеффи, и тогда Глэкен не сможет собрать ту штуку, которую должен собрать, и Враг окончательно победит тогда все станут добычей жуков… Он молил о том, чтобы выигранного им времени оказалось достаточно для Сильвии и Джеффи… Молил, чтобы его туловище не пролезло в дверь и на какое-то время преградило путь жукам, потому что скоро Тоад-Холл будет облеплен жуками, и, если им хватит времени до утра, они прогрызут дверь в подвал и его жертва окажется напрасной… Надо продержаться, сохранить спокойствие еще на несколько мгновений. Через несколько мгновений все будет кончено и…
Одеяло поглотило крик, который вырвался из горла Алана, когда его правая нога оторвалась от тела и исчезла в ночной темноте. И все-таки он улыбнулся про себя, ощутив, что теряет сознание, которое растворяется в теплой красной струе, хлещущей из его разорванной бедренной артерии, улыбнулся, потому что никто не может быть спокойнее, чем мертвец.
* * *
— Алан!
Сильвия внезапно проснулась и стала лихорадочно озираться, не сразу сориентировавшись в темноте. Потом заметила свечу на столике для пинг-понга и поняла, что находится в подвале. Она дотронулась до сладко спящего Джеффи, который калачиком свернулся рядом с ней на старом диване.
Светящийся циферблат часов показывал 6.30. Неужели она так долго спала? Она и не думала, что так устала. По крайней мере, ночь пролетела быстро. Солнце взойдет в 8.10. Еще одна долгая ночь подходит к концу. Сильвия потянулась. Скоро Алан постучит им сверху, даст знать, что пора подниматься…
И тут она услышала, что кто-то скребется в дверь. Она соскочила с дивана и торопливо подошла к порогу, прислушиваясь.
Нет, не скребется — грызет. Она задрожала, затряслись даже губы, и стала подниматься по лестнице, внушая себе, что ошиблась, что этого не может быть, что слух ее подвел. Но, пройдя полпути, она почувствовала знакомый запах, и сомнения ее улетучились. Пробежав оставшееся до двери расстояние, она остановилась и, прижав к ней ладони, почувствовала как дубовые доски вздрагивают под напором бесчисленных зубов, одолевающих дверь снаружи.
Алан! Боже праведный, где же Алан?
