В этот миг к нему подбежал Джеффи — он тоже плакал. Мальчик обхватил руками его ногу и повис на ней.
Мягко, робко, нерешительно Ба положил одну руку на плечо миссис, а вторую на голову Джеффи. Радость, захлестнувшая его в тот момент, когда он увидел их, немного померкла.
Кого-то не хватало.
— А где доктор, миссис?
— Ах, Ба, его больше нет. — Сильвия заплакала. — Эти твари убили его и уволокли куда-то! Его нет, Ба! Алана нет — мы никогда больше его не увидим!
В какой-то момент Ба показалось, что перед ним мелькнуло лицо доктора, сидящего на заднем сиденье, и он почувствовал теплоту его улыбки, ауру, создаваемую его глубоким благородством и спокойным мужеством.
А потом это лицо стало расплываться и исчезло, и тут с Ба произошло то, что с ним не случалось с детских лет, проведенных в рыбацком поселке, в котором он родился.
Ба заплакал.
* * *
Изменения на поверхности земли и в ее недрах происходят одновременно.
Новое тело Расалома выросло еще больше. Оно по-прежнему подвешено к стенам пещеры и уже достигло размеров слона. Чтобы вместить его, новые пласты породы в мерцающем, желтом свете обвалились в бездонную пропасть.
Органы чувств, все глубже внедряющиеся в толщу земли сообщают Расалому, что изменения набирают скорость, опережая установленные им сроки. Везде царит хаос. Медово-сладкий нектар страха, божественный напиток ярости и разрушения просачивается сквозь земную кору и насыщает его, помогает ему расти, делает его все сильнее.
А в центре умирающего города стоит невредимым дом Глэкена, островок спокойствия в океане ужаса. Люди, входящие в компанию этих романтиков, мчатся сюда, возвращаясь после того, как они по всему миру разыскивали кусочки, осколки обоих мечей. Они все еще судорожно хватаются за соломинку надежды.
Замечательно. Расалом позволит этой надежде разрастись, пока она не превратится в последнюю надежду всего человечества. Пусть они считают, что совершают что-то важное, эпохальное. И чем выше вознесет их надежда, тем глубже пропасть, в которую они будут лететь, когда узнают, что боролись и умирают впустую.
Но Расалом чувствует, как они начинают наслаждаться уютом, находясь в относительной безопасности, как черпают силы в дружбе. Их спокойствие, хотя и не совсем безмятежное, — для него словно бельмо на глазу. Он не может оставить это безнаказанным.
Он не хочет уничтожать их — пока. Но он хочет пробить брешь в их круговой обороне, привести их в замешательство, напугать, заставить озираться в страхе.
Один из них должен умереть.
Но не на улице, а в самом сердце их спокойного пристанища. Это должна быть ужасная смерть— не быстрая и чистая, а медленная, мучительная, чудовищная. И чтобы эта смерть обескуражила их, настигла самого лучшего, самого безвинного, самого беззлобного, чтобы и представить себе не могли подобного надругательства.
Его губы, там, внутри мешка, скривились в каком-то подобии улыбки.
Настало время немного поразвлечься.
Лежащая в туннеле, ведущем в пещеру, кожа Расалома, которую он сбросил несколько дней назад, зашевелилась. По ней пробежала дрожь, она стала раздуваться и приняла очертания человеческого тела. Потом это тело поднялось и отправилось по пути, ведущему на поверхность.
И на ходу оно проверяло звучание своего голоса:
— Мама.
* * *
«Лучше бы вел машину Ба», — думал Билл, проезжая по пустынной магистрали, влетая на старом «грэхэме» в туннель Куинс в центральной части города, словно пуля, выпущенная из ружья. Он посмотрел на часы. 2.32. До захода солнца осталось меньше сорока минут. Вообще он предпочел бы проехать по мосту Куинсборо, но помнил, что этот мост стал непригодным для езды из-за возникших там гравитационных дыр.
Джек сидел за автоматом — в буквальном смысле слова. Он расположился на пассажирском сиденье с этой массивной, короткоствольной штукой — он называл ее «спаз», — демонстративно направив ствол вверх. Так же демонстративно держал свой автомат Ба, сидевший позади Билла. Оба всем своим видом говорили: «Не связывайтесь с этой машиной». Ник сидел позади Джека, Сильвия и Джеффи в середине, мальчик держал на руках кота, одноглазая собака примостилась на полу.
Таким образом Билл оказался за рулем. Билл знал, что он не самый блестящий водитель, но если они натолкнутся на одну из бродячих банд, хозяйничавших в городе в последнее время, то уж лучше он будет вести машину, чем стрелять.
Он посмотрел на Джека, необычно молчаливого и отрешенного с тех самых пор, как они снова встретились на аэродроме. Видно, что он на пределе. Что-то гложет его, что-то, о чем он не хочет говорить.
Билл мысленно пожал плечами. Ну что же, если это имеет отношение к ним, то скоро они обо всем узнают.
Чем ближе они подъезжали к Куинсу, тем больше всяческих препятствий поджидало их на дороге: он лавировал на машине настолько быстро, насколько у него хватало духу, среди разного мусора и разбитых и брошенных машин. Они задерживали его, а между тем он хотел бы взлететь на своей машине.
Кэрол… Он сгорал от желания увидеть ее, услышать ее голос, прикоснуться к ее руке. Она заполнила его мысли, его чувства. Так хотелось позвонить ей из аэропорта и сказать, что он прилетел, что он скоро приедет к ним.
— Лучше нам поспешить, — сказал Ник.
— Я и так еду настолько быстро, насколько возможно.
— Лучше ехать еще быстрее, — сказал он своим абсолютно бесстрастным голосом. С тех пор как они покинули крепость, он снова впал в свое обычное состояние, близкое к ступору. — Из-за Кэрол.
Машину слегка повело в сторону, когда Билл судорожно сжал руками руль.
— Что с Кэрол?
— Она в беде. Ей нужна помощь.
* * *
Телевизионный канал.
(Передач нет.)
* * *
Манхэттен
Голова поджидала ее в кухне.
Кэрол возвращалась из комнаты Магды с подносом, на котором приносила ей завтрак, охваченная волнением за Билла, — о нем до сих пор ничего не было слышно. Завернув за угол, она вскрикнула и выронила поднос, увидев голову, зависшую в воздухе. Она узнала это лицо.
— Джимми! — вскрикнула она, теряя самообладание.
Это была даже не голова, а только лицо. И это не Джимми. Это не ее сын. Она почти перестала думать о нем как о своем сыне.
Расалом. Это был Расалом.
Лицо улыбнулось — даже от арктической бури веяло большим теплом, чем от этой улыбки. Теперь губы его зашевелились, выговаривая слова, но голос, казалось, доносился откуда-то еще. Или все-таки из головы?
