— Павел, — прошептала Инна, протягивая к нему руку. Павел склонился над ней. Инна провела ладонью по его небритой щеке.
— У тебя ладонь горячая, — сказал он.
— А ты такой холодный! Как лед! Ты будешь со мной? — спросила Инна, плача. — Ты все время будешь со мной?
— Да. Все время. Что происходит?
— Не знаю, — Инна смотрела на Павла, будто прощалась с ним перед смертью. Глаза лихорадочно блестели, на щеках расцвел болезненный румянец. — Я что-то вижу.
— Что? — Павел сжал ее руку ладонями. Инна вздрогнула — у него такие холодные руки!
— Полотно.
— Полотно?
— Да. Бесконечное, ослепительно белое полотно разворачивается у меня внутри. Паша, мне страшно.
Он тронул ее лоб. Нахмурился. Встал.
Вернулся с подносом. На подносе стакан с горячим чаем, ломтики лимона, градусник. Инна спала. Ее дыхание было тихим, ровным, без хрипов.
Павел поставил поднос на тумбочку.
Когда дверь за ним тихо затворилась, девушка открыла глаза.
На ее губах расцвела спокойная улыбка. Инна знала, что не больна.
Внутри нее разворачивалось белое полотно.
— Только и всего, — прошептала она, закрыла глаза и уснула.
Очнулась под утро. Занавески пронизывал белесый утренний свет. Холодный ветер ревел за стенами.
Инна встала. Оделась. Тронула лоб. Чуть теплый. Странное спокойствие овладело ею. Девушка чувствовала себя глубокой, бесконечной. Она, как солнечный свет, заполняла все вокруг. Контуры предметов были четкими и совершенными.
Павел сидел за столом, думая о чем-то. Девушку поразил его облик — печальные глаза на усталом лице.
Она подошла. Положила руку ему на плечо.
Павел посмотрел на нее. Инна увидела в его глазах страх и восхищение, словно она стала языческим божеством.
— Тебе лучше, — сказал Павел.
Инна кивнула. Она чувствовала себя абсолютно защищенной, согретой. За ее торжественной серьезностью скрывалось нервное возбуждение, какое бывает перед великим праздником.
— Господи, посмотрите на эту женщину!
Инна вопросительно посмотрела на Павла. Ложка замерла у ее губ.
— Ты съела столько, что хватило бы накормить целый полк!
На ее лице отразилась детская обида.
— Давай, попрекни куском хлеба. Что, в собственном доме уже и поесть нельзя? Только попробуй сказать, что я обжора! У меня хороший обмен. Мне можно.
Оба рассмеялись. Спустя секунду Инна, уронив ложку, уткнулась лицом в ладони. Ее трясло.
Изменившись в лице, Павел встал, обошел стол. Обнял Инну.
— Ну чего ты? Все хорошо, Инна. Не плачь.
Инна, обратив к нему несчастное лицо, схватила Павла за руку. Прошептала:
— Извини. Я такая дура. Я… я подумала — а вдруг ты меня бросишь?
— С какой стати?
— Ах, Паша, мне так страшно! Что, если нас убьют?
Павел поцеловал ее руку, сел напротив и рассказал о том, что с ним приключилось.
— Тебе больше нечего бояться, любимая. Быстров и Кирилл обеспечат нашу безопасность. Я обо всем позаботился.
— О, Павел, — Инна восхищенно взглянула на него. Павел, улыбнувшись, протянул над столом руку и сжал ее пальцы.
Он ощутил удар током. Что-то темное, непостижимое для него, но очень сильное, как ураган, ворвалось в сердце.
Увидев, как улыбка исчезает с лица Павла, Инна встревожилась:
— Что такое? Я что-то не так сказала?
— Нет, — Павел отвернулся. — Это у меня очередной заскок. Не обращай внимания.
Инна с тревогой смотрела, как он поднимается и уходит в гостиную.
Все утро Павел хмуро молчал, призраком бродя по роскошно обставленному особняку, подолгу стоял у окна, следя за улицей.
Инна.
Павел все понял. Он уже видел это у Кати.
Он с тревогой вспоминал собственное прошлое и прошлое Инны. О будущем и думать не хотел — оно представлялось ужасным.
В полдень Инне позвонил Баринов. С плохими новостями.
— Нас вызывают в областной суд. Начинается судебное расследование. Аудиторы нашли нарушения в бухгалтерских отчетах Вадима. Начинается большая чистка. Инна, мы можем лишиться всего!
Павел, стоя у окна, наблюдал, как Инна говорит по мобильному. Она стояла к нему спиной, но ее голос был удивительно спокоен:
— Валера, не паникуй. Что-нибудь придумаем. Мой адвокат много раз вытаскивал дядю. Когда ехать? Давай встретимся сегодня вечером у тебя и все обговорим.
На следующее утро Инна с Бариновым уехали, чтобы вместе выстоять в нелегкой битве.
Баринова восхитили достоинство и хладнокровие, с которым Инна держалась на допросе и закрытом слушании. Сам он, несмотря на весь свой опыт, жутко нервничал.
Повторное слушание отложили на месяц. Вдвоем они вышли из душного здания суда в свежесть солнечного дня.
— Кажется, первый раунд выдержали, — с улыбкой заметил Валерий Георгиевич. В уме он просчитывал, каким образом подставить Инну, чтобы самому выбраться чистеньким.
— Да, — Инна тронула его руку. — Я тебе очень благодарна. Без тебя я бы ни за что не справилась. Может быть…
Пошатнувшись, девушка облокотилась на Баринова.
— Что такое, Инночка? Тебе плохо?
— Нет, — ответила она, шумна дыша. — Голова кружится. Давай присядем.
— Это все чертов суд, — сказал Баринов, отводя Инну к скамейке. — Ужас, какая там духота.
Инна, спрятав лицо в ладонях, ждала, когда станет лучше. Баринов смотрел на голубей, которые клевали семечки на тротуаре, и, время от времени жуя губами, бормотал: «М-да. Дела-а…»
Инна встала. Баринов поднялся вслед за ней.
— Ну, тебе лучше?
— Да, — Инна слабо улыбнулась. — Спасибо тебе за все.
— Не за что, Инночка, не за что.
Павел встретил ее молчанием. Стоял, скрестив на груди руки, и сурово наблюдал, как Инна переодевается.
— Что ты уставился? У меня рога выросли?
— Сядь, Инна. Нам нужно поговорить.
— Ну? — раздраженно сказала Инна, садясь в кресло. — Чего ты хочешь?
Павел начал медленно мерить комнату шагами.
— С тобой что-то происходит. Ты изменилась.
Он выжидающе уставился на нее. Инна передернула плечами, но ничего не ответила.
— Ты что-то от меня скрываешь.
— Все что-то скрывают. Ты тоже передо мной не отчитываешься. Господи, да что ты смотришь на меня так, словно я умираю!
Он рухнул на диван, потер лоб. Мертвым голосом сказал:
— Ты беременна.
Инна минуту ошеломленно молчала.
— Что ты несешь? — чуть ли не вскричала она. — Сбрендил!
Павел поднял глаза. Его полный смятения взгляд заставил Инну умолкнуть.
— Вчера я взял тебя за руку. И понял все. Впрочем, я и так мог догадаться. У нас будет ребенок.
