В следующие два дня мы пролезли маршрут еще раз и повторно сняли различные питчи. Снова возвращаться на маршрут только для того, чтобы попозировать, – угнетающее ощущение. Триумф самого достижения теряется среди этой мишуры. Я то одевал, то снимал страховочную систему на полках, пролезал разные участки для камеры и вщелкивался в шлямбуры между подходами. Я пытался напомнить себе, что не имел бы возможности подняться на такую стену, не проделав определенную работу. По крайней мере, я хорошо проводил время с друзьями.
С самого начала нашей поездки Седар хотел пролезть редпоинт на Sendero, то есть пролезть лидером в свободном стиле на веревке, но без срывов. Я был просто обязан подстраховать своего друга на этом подъеме. Проблема была в том, что наши обратные билеты были забронированы на следующее утро. У нас еще оставался вечер 16 января на попытку ночью пройти маршрут.
Поднялась полная луна, бросая бледное свечение на всю стену, как раз когда Седар начал лезть первую веревку. Было что-то пугающе спокойное в этом лунном свете. Я выключил налобный фонарь и выдавал веревку в темноте, размышляя о прошедшей неделе. Стоило ли оно того? Что мы сделали на самом деле?
В течение первых пяти питчей Седар размеренно продвигался вверх по стене. Тишину нарушало только редкое: «Самостраховка. Вщелкнул веревку!» Теперь моя задача заключалась в том, чтобы подняться по веревке, которую он фиксировал на шлямбуре, так быстро, как я только мог. Таким образом Седар мог сохранить силы, иначе ему пришлось бы тратить их на страховку и мороку с веревкой. Я старался пролезть по веревке каждый питч за четыре минуты ровно.
Однако именно в этот момент этическая дилемма моего маленького проекта начала пилить меня изнутри. Путешествие в такие места, как Чад, заставило меня внимательнее относиться к своему собственному влиянию на окружающий мир. Поначалу мне казалось, что мой углеродный след будет гораздо ниже, чем у среднего американца, потому что я жил в фургоне и не владел большим имуществом. После того как я прочитал больше о проблеме загрязнений, я понял, что выброс газа во время моего полета в Мексику имеет самый высокий процент воздействия на окружающую среду. Следующей моей мыслью было оплатить меры по предотвращению загрязнений выбросами углерода. В результате исследований я обнаружил, что они – не та панацея, на которую я надеялся. Заплатить кому-то, чтобы он посадил деревья в странах первого мира, – наименее выгодный вариант, хотя он и может рассматриваться в качестве компенсации выброса углерода. Лучше обеспечивать экологически чистой энергией развивающиеся страны. Первый вариант в основном оплачивает жизнь богатым. Второй не только снижает использование ископаемого топлива, но и повышает уровень жизни людей. Это происходит за счет экономии средств и сокращения проблем со здоровьем, связанных с горючими веществами для топлива.
Я попытался подойти к движению в защиту окружающей среды так же, как подхожу к скалолазанию: установив маленькие конкретные цели, которые строятся друг на друге. Это была идея, последовавшая за запуском Honold Foundation. Я также работал над небольшими проектами, такими как оборудование дома моей мамы солнечными батареями или отказ от мяса в попытке питаться пищей, находящейся ниже по пищевой цепочке. Может показаться глупой даже попытка делать эти маленькие шаги, в то время как экологические проблемы, стоящие перед нашим миром, несоизмеримо больше любых действий одного человека. Некоторые стены тоже кажутся на первый взгляд такими огромными и невозможными, что вроде бы бессмысленно работать над ними. Однако красота восхождения всегда является наградой сама по себе.
Пока Седар пробивался через замысловатые плиты, я размышлял о том, не входит ли все производство вокруг сферы скалолазания в противоречие с экологическими принципами, которые я хотел отстаивать. Могут ли радиоуправляемые дроны и минимализм действительно идти рука об руку? Стоило ли оно того, чтобы вся команда летела в Мексику ради одного моего трехчасового подъема? Может ли мое скалолазание принести больше пользы, чем вреда? Может ли та база, которую я получил благодаря скалолазанию, быть использована для более полезных вещей?
Когда беспокоишься слишком много, можешь потерять устойчивость. Так или иначе, я думал, что все должно быть сбалансировано. Необходимо найти грань между уменьшением вредного воздействия и сохранением приемлемого качества жизни. Кто может провести оценку приемлемой жизни? Я даже не знаю, что мне действительно необходимо для того, чтобы быть счастливым. Должен ли я иметь возможность все время путешествовать? Лазать соло на стенах?
Круг света от налобного фонаря Седара медленно уходил прочь, оставляя меня в лунном свете один на один со своими вопросами.
Когда мы были уже на полпути, как раз под нами громко заиграла группа мариачи (один из самых распространенных жанров мексиканской народной музыки, являющийся неотъемлемой частью традиционной и современной мексиканской культуры), заполняя тихую пустынную ночь ревущими звуками рогов и аккордеонов. Мы не смогли удержаться от смеха. Я сказал Седару, что они болеют за него. Луна прокладывала в небе свой путь, пока я поднимался по веревке под ритмы живой музыки. Уже стоя на страховке, я поглубже натянул капюшон, закрываясь от прохладного ночного воздуха. Вершина вырисовывалась на фоне звездной темноты в 30 метрах над нами. Хотя она и казалась невероятно далекой, не оставалось ничего другого, кроме как лезть дальше. Седар продолжил на цыпочках пониматься вверх, навстречу глубокой ночи, наслаждаясь движением.
Коллективный фильм «Camp 4», который создал Ренан Озтюрк, чтобы показать соло Алекса на El Sendero Luminoso, стал маленьким шедевром. Его длительность всего лишь 6 минут 12 секунд. Ему не хватает сумасшедшего паясничанья и юмористических отступлений с фургоном и палаточным лагерем, которое можно увидеть в торжественных фильмах об Алексе, сделанных Sender Films. Однако он показывает изящество движений Алекса на скале лучше, чем все предыдущие фильмы. Работа камеры с плавным зумом или мягким скольжением через пространство (спасибо дронам SkySight) создает лирическое настроение. Оно отражает состояние ума и тела Алекса, когда он делает то, что умеет делать лучше всего.
В фильме есть моменты, которые дают понять всю серьезность фри-соло с новой стороны. Например, в дни чистки маршрута перед соло Седар Райт говорит: «Это достаточно странно, помогать своему другу в чем-то, что может привести к его гибели». Когда он заканчивает эту фразу, на экране появляется панорама кладбища в городке, расположенном по соседству с Идальго. На последних кадрах Алекс стоит почти на голой стене без зацеп, его руки свободно свисают вниз по бокам, медленная усмешка пробегает по лицу.
Вскоре после этого подъема Мэри Энн Поттс из National Geographic Adventure брала у Алекса онлайн-интервью. Она спросила: «Почему ты улыбаешься в тот момент на стене?»
Ответ в стиле Алекса: «Я понятия не имею, так как не смотрел фильм. Могу предположить – потому что я был счастлив». Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он добавляет улыбающийся смайл.
В самодельном дневнике на вершине Эль-Торо Алекс карандашом нацарапал заметку, которую позже сфотографировали посетители. В ней написано:
1/14/14
Соло!
За два часа
Алекс Хоннольд
Великий день!
(два часа на пятнадцать питчей лазанья и еще один час карабканья на вершину Эль-Торо)
Фильм «Camp 4» заканчивается прямым утверждением: «Это может быть самым трудным восхождением без веревки в истории». Почти два года спустя никто не решился оспаривать эту фразу. За исключением самого Алекса. Среди материала, оставшегося за кадром и снятого Ренаном сразу после подъема, Алекс говорит: «Это не физический предел моего лазанья. Не самая трудная вещь, которую я мог бы сделать. Она находилась в пределах моей зоны комфорта (No Big Deal Хоннольд в своем невозмутимом стиле!).
Не все считали мнение Алекса столь однозначным. На Supertopo.com пользователи выражали свое восхищение. Один из них написал: «Парень настолько хорош, что все, что можно сделать, – в изумлении пожать плечами и удивляться». Другой писал: «Отгородиться от страха – вполне реальная вещь, и он преуспел в этом. Или он настолько потрясающ, что просто не боится?» Еще один комментарий с ироническим юмором: «Я был бы намного больше впечатлен, если бы он был человеком».
Джефф Джексон, редактор журнала Rock and Ice и скалолаз, который первым залез фри-соло (с веревкой) на El Sendero Luminoso в 1994 году, сообщил: «Что я думаю? Ну, если честно, я стараюсь не думать об этом. Фри-соло на Sendero – это совсем другое царство, настолько плохое, что заставляет меня задаться вопросом: придет ли Санта к Хоннольду когда-нибудь снова?»
Один из самых сильных скалолазов своего поколения, Джексон, проанализировал подвиг Алекса, сравнивая его с собственным опытом на маршруте. Он написал:
